Она обрадованно взглянула на него, но тотчас же насторожилась, заметив на его лице необычную озабоченность.

– Мы сделаем это в день премьеры, – прошептал он.

– Что именно? – спросила она и покраснела, сообразив, что он подразумевает вовсе не то, что она подумала.

– Мы проникнем в апартаменты Неттлса, – еще тише сказал Рэнсом, воровато оглянувшись по сторонам. – Я найду табакерку, достану из нее письмо и уничтожу его. А ты постоишь у лестницы в коридоре на карауле, пока Друид будет вскрывать замок. Потом я один войду в жилые комнаты и обыщу их.

– А как же твоя роль? – спросила Корделия.

– Я сделаю все быстро и успею вернуться на сцену в нужный момент, – заверил ее Рэнсом. – Мой выход только во втором акте.

– Удивительно, что тебя еще не выгнали, – сказала Корделия. – Особым талантом как актер ты не блещешь.

– Зато я регулярно даю небольшие взятки режиссеру, – с лукавой улыбкой ответил хитрец. – Он думает, что я фанатик, помешавшийся на театре, и смотрит на мою посредственную игру сквозь пальцы.

– Ты обещаешь, что позволишь фокуснику уйти, как только он выполнит свою работу? – строго спросила Корделия.

– Но ведь я уже дал тебе слово, не так ли? Я всегда выполняю свои обещания, мисс Эпплгейт!

Она вздохнула с облегчением и кивнула. Он пожал ей руку.

– Я позабочусь о вашей безопасности. Хотя вы с сестрой сами ведете себя весьма неосторожно и нарываетесь на скандал в высшем обществе. Ты знаешь, что в свете уже ходят слухи о том, что в этом спектакле участвует девушка благородного происхождения?

Корделия вздохнула и рассказала ему, что в этом повинен мистер Неттлс, распространивший интригующие афиши по всему Лондону.

Рэнсом пробормотал проклятие и пробурчал:

– Что ж, и за это он тоже поплатится!

– Но Офелия уверена, что оснований для того, чтобы опасаться разоблачения, пока нет, – сказала Корделия.

– Ты тоже так считаешь? – прищурившись, спросил Рэнсом.

– Я за нее волнуюсь, ведь она не понимает, что серьезно рискует…

– А тебе не приходило в голову, что ты рискуешь испортить свою репутацию в не меньшей мере, чем твоя сестра-близнец? Ведь вы с ней похожи как две капли воды! На тебя тоже все начнут указывать пальцем, восклицая: «Глядите, эта же та самая бесстыдница, которая участвовала в экстравагантном представлении и выше всех задирала в танце ноги».

– О Боже! – Корделия закрыла лицо ладонями. – Об этом я не подумала! Нет, определенно я круглая дура.

– А разве я не призывал тебя позаботиться наконец о себе? – спросил Рэнсом. – Ну, мне, пожалуй, пора идти. Сейчас начнется репетиция мужского танца, в котором я тоже участвую. Конечно, танцор из меня никудышный, но ничего не поделаешь, раз уж я ввязался в эту скверную историю, надо довести дело до конца.

Она вяло улыбнулась, и Рэнсом ушел. Корделия снова взялась за шитье, не обращая внимания на шум, доносящийся со сцены, и снующих по коридору актеров. Она думала только об одном – чтобы премьера и авантюра Рэнсома, намеченная им на тот же вечер, закончились удачно. Как примет публика игру Офелии? Не распознают ли в ней девушку из аристократической семьи? Что скажет их отец, если разразится громкий скандал? Не выставит ли их тогда за порог маркиз? И как они сами перенесут свое разоблачение? Ведь, как верно подметил Рэнсом, позор падет на них обеих, коль скоро они похожи как две капли воды.

А еще Корделия думала о том, когда же он снова ее поцелует.

Может быть, ей действительно пора перестать тревожиться за Офелию и хорошенько подумать о собственном будущем?

Вечером, когда сестры и Марианна сидели за столом и ужинали, маркиза озабоченно посмотрела на них и сказала:

– Сегодня я обедала со своими друзьями. Вам известно, что в свете ходят слухи об участии в спектакле девушки благородного происхождения?

Сестры тревожно переглянулись, и Офелия выпалила:

– Не обращайте на это внимания, Марианна! Мое подлинное имя публике неизвестно, я выступаю под псевдонимом и в полумаске. Поэтому не стоит волноваться по пустякам.

– Боюсь, что вы недооцениваете ситуацию, девушки, – возразила многоопытная маркиза. – Тем не менее вряд ли вас теперь что-то остановит, разве что табун диких лошадей. Очевидно, вы все равно выйдете на сцену в эту среду, Офелия, даже если я запру вас в спальне. – Она рассмеялась, увидев, как вытянулось у Офелии лицо, и добавила: – Это шутка, разумеется. Как говорится, фигура речи.

К дамам присоединился маркиз, и Марианна сменила тему.

Близнецы вздохнули с облегчением. В этот вечер спать они легли раньше, чем обычно.

И вот наступил день генеральной репетиции. Сестры страшно нервничали, входя в театр. Привратник Нобби встретил их подчеркнуто любезно, в связи с чем Рэнсом предположил, что кто-то подарил ему бутылку джина.

Перед генеральной репетицией в театре устроили основательную уборку. Полы были вымыты и вычищены до блеска, ковровые дорожки вытрясены, позолота на перилах лож ослепительно сверкала, и даже скамьи в партере казались более чистыми, чем обычно.

За кулисами сновали возбужденные актрисы и актеры с деревянными мечами в руках. Настроена вся труппа была оптимистично, однако в ходе репетиции все пошло наперекосяк. Сперва разбились в щепки два меча во время жаркой схватки переусердствовавших мужчин. Затем во время важной сцены с участием мадам Татины едва не вспыхнула перебранка между дивой и режиссером, осмелившимся дважды прервать ее и попросить произносить слова потише. И наконец, лопнул трос, на котором держалась колесница Зевса, и она с грохотом рухнула на сцену, только чудом не раздавив диву в лепешку.

За кулисам поднялся жуткий визг. Насмерть перепуганная актриса забилась в истерике.

– Меня хотели убить! – стонала она. – Меня, исполнительницу главной роли!

– Успокойтесь, моя дорогая, ведь все обошлось, – произнес мистер Неттлс, похлопав актрису по плечу.

– Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами! – заорала мадам Татина. – Я подам на вас в суд!

– Может быть, желаете хлебнуть глоточек джина с толикой рома? – с ухмылкой спросил Неттлс.

– Что? Я не стану травиться каким-то вонючим пойлом! Да за кого вы меня принимаете? За уличную девку? – возмутилась актриса.

– Я оговорился, мадам! И немедленно лично принесу вам бутылку своего лучшего вина из кабинета!

Управляющий театром удалился и вскоре принес хрустальный бокал и бутылку отменного вина.

Опустошив ее наполовину, мадам Татина немного успокоилась, подозвала затаившуюся в кулисах Корделию и надменно произнесла, задрав свой прямой нос, словно бы она была потомком Цезаря, а не дочерью лондонского мясника и итальянской швеи: