– Поверь, я колебалась, прежде чем…

Он оборвал ее:

– Отвечай, да или нет?

– Ну, допустим, да, и что?

– Счастливо оставаться! – крикнул Саша и ушел, хлопнув дверью.

Маша заплакала.

В гостиную вбежала Татьяна:

– Маруся, что случилось? У калитки я столкнулась с Сашей, он едва не сбил меня с ног! Он, кажется, совершенно не в себе! Разговаривать не захотел и как угорелый помчался к станции.

Маша перешла на рыдания.

– Вы что, поссорились? – испугалась Татьяна.

– Хуже! – прорыдала Маша. – Кажется, мы только что… Расстались навсегда!

* * *

Смотря на сестру, Татьяна приходила в отчаяние – вид у Маши был безнадежно похоронным. Впрочем, и Полина выглядела не лучшим образом: еще в начале праздничного ужина она пожаловалась на плохое самочувствие и отказалась от еды и шампанского. Безмятежным и веселым был только Юра Клюквин, как всегда, пытавшийся всех развеселить. Однако вскоре общая меланхолия подействовала даже на него. Клюквин с печалью заключил, что они «скучные люди», и на пару с Лопатиным принялся искать истину на дне стакана.

Подключиться к их поискам собирался и Данилов, но Полина, выразительно посмотрев на мужа, попросила его не пить в этот вечер. Как ни странно, тот не стал возражать. После ночного дежурства в больнице он выглядел усталым и угрюмым, большей частью молчал, лишь иногда односложно отвечая на вопросы сестер.

Андрей тоже чувствовал усталость и был бы не прочь отправиться отдыхать, однако ему пришлось поддерживать беседу с Климовым, которого он давно не видел.

– Как наука, старик?

Климов улыбнулся:

– Да что сказать?! Как там у Чехова? «Ученые с сотворения мира думали-думали, но ничего умнее соленого огурца не придумали!» Вот тебе и наука!

– Это точно! – пьяненько икнул стремительно набиравший градусы Клюквин. – Самое умное изобретение – соленый огурец в комплекте с беленькой!

– Юра, может, хватит налегать на беленькую? – фыркнула Маша.

Вместо ответа Клюквин налил еще стопку.

– Может, пора подавать чай? – спросила Татьяна и тут же спохватилась: – Ах нет, пожалуй, еще рано.

– Хотите анекдот? – закричал Клюквин и быстро затараторил: – В психушку привозят очередного пациента, который гордо утверждает, что он Наполеон! Врачи смеются, мол, у нас все палаты забиты наполеонами под завязку. А тот им с достоинством говорит, что он особенный! «Я – торт «Наполеон»!»

– У нас тут тоже целая кондитерская! – рассмеялась Маша. – И все – особенные торты «Наполеоны»!

– Кстати, куда подевалась твоя жена? – Климов обратился к Андрею, неожиданно вспомнив про Лену. – Вроде днем я ее тут видел.

– Ага! – взревела Маша. – Так, значит, Лена была здесь?

– Видимо, она уехала в город! – растерянно ответил Андрей.

– Так вот кто рассказал Саше! – с отчаянием крикнула Маша.

Андрей пожал плечами:

– Извини, я не понимаю, о чем ты!

Маша махнула рукой:

– Тебе, Андрюша, и не надо понимать! И вообще, теперь это неважно…

Татьяна тихо спросила Машу:

– Может, он вернется?

– Ты его плохо знаешь! – горько усмехнулась та.

– Думаешь, это Лена ему наболтала? – спросила Татьяна.

Маша убежденно ответила:

– А кто еще? Она никогда не упустит возможности насолить мне!

– Нужно поговорить с Сашей, все ему объяснить! – предложила старшая сестра.

– А почему, собственно, я должна в чем-то оправдываться? – вспылила Маша. – Если он так легко, с ходу поверил в россказни Лены, то… Значит, нет ни любви, ни веры!

Татьяна вздохнула:

– Маруся, ты излишне категорична!

Маша промолчала.

– Давайте выпьем за именинницу! – предложил Климов.

Татьяна смущенно потупилась.

Климов продолжил:

– Кто-то сказал, что называться Татьяной – уже поступок! Также мужественным поступком я считаю ум и красоту нашей именинницы!

Татьяна окончательно смутилась:

– Ой, Никита, перестань! Ты любишь ввернуть что-нибудь этакое…

– За мужественных, прекрасных и умных женщин! – подытожил Климов и поцеловал имениннице руку.

Застолье было в самом разгаре, когда Полина встала из-за стола и вышла из комнаты. Татьяна поспешила вслед за ней.

– Что с тобой? Нездоровится?

– Пустяки! – натянуто улыбнулась Полина. – Немного болит голова. Пройдет. Иди к гостям, Таня, я тоже скоро приду.

Татьяна вернулась в гостиную. Застолье продолжалось – внесли праздничный торт, зажгли свечи.

– Танечка, а я сегодня видела Хреныча! – сообщила Маша, разливая чай. – Совсем стал старенький! Просил тебя поздравить!

Татьяна грустно кивнула. Какая-то печаль была в сегодняшнем осеннем вечере. И праздник не задался с самого начала. Завтра они вернутся в город и теперь уже до лета не приедут в Березовку.

– Почему именинница сегодня такая грустная? – Климов наклонился к Татьяне. – Выпьем за исполнение желаний! Чего ты, кстати, желаешь?

Татьяна растерялась:

– Право, не знаю! Боюсь, я сама себя не понимаю. Выходит прямо как у Салтыкова-Щедрина: «Чего-то хочется, не пойму чего… То ли конституции, то ли севрюжины с хреном». Да, желания мои неопределенны и хотя бы в силу этого – невыполнимы. Впрочем, тост поддержу! – Она подняла бокал. – За все неслучившееся!

Татьяна попыталась улыбнуться, но почему-то заплакала. Ей стало неловко за свои слезы. Она поспешно встала из-за стола, пояснив, что проведает Полину.

Татьяна нашла сестру лежащей без сознания на кровати и от ужаса закричала, зовя на помощь. Первыми в комнату вбежали Климов с Даниловым. Оба бросились к Полине.

– Что с ней? – крикнул Данилов.

– Я не знаю! – Татьяна разрыдалась.

Климов попытался приподнять Полину.

Данилов бросился к нему:

– Не трогай ее!

– Иван, уйди! – попросил Климов. – Ей надо в больницу!

– Я врач! Я сам помогу! – отрезал Данилов.

От ярости Никита побелел:

– Не путайся у меня под ногами!

Татьяна вцепилась в Климова:

– Никита, не надо! Сейчас не время!

– Выйдите вон, я должен ее осмотреть! – отрывисто бросил Данилов.

Когда они вышли в коридор, Климов схватил Татьяну за руку: