Однако Дементий, с одной только полоской пластыря на лбу, в полосатой пижаме, бледный и какой-то подозрительно красивый, полулежал на кровати, улыбаясь так, как улыбаются вполне здоровые мужчины, находясь рядом с привлекательной женщиной.

Однако не Тасе он улыбался! Рядом сидела какая-то дамочка и с кокетливой улыбкой кормила Шульгина, отрезая тоненькие дольки от спелого яблока. А он покорно раскрывал рот и жевал эти яблоки с видом самого глупого из всех Адамов!

Когда в палату ворвалась Тася, дамочка лишь слегка повернула голову, смерила Тасю равнодушным взглядом, но не поздоровалась – и продолжала кормить Шульгина, ловко орудуя ножичком.

Тася опешила.

Рядом с ее мужем на кровати – на его кровати! – сидит посторонняя женщина: как показалось Тасе, раскормленная, будто индюшка, так что белый халат трещал на ее телесах, нелепо причесанная, намазанная сверх всякой меры, – сидит и даже не здоровается! Могла бы, кажется, почувствовать неловкость при виде жены мужчины, на кровать которого так нагло взгромоздилась!

А вместо этого стало неловко Тасе. Неловко за то, что ворвалась так бесцеремонно, что не попросила разрешения войти и навестить своего законного супруга у его… кого? Знакомой?

Хорошее слово – знакомая! Может обозначать все, что угодно!

Нет, какая наглость, а? А ведь кругом другие больные, и они тут при всех…

– Мне просто позвонили и сказали, что ты… – забормотала Тася запинаясь, словно и впрямь была назойливой посетительницей. – Я, пока ехала, чуть с ума не сошла…

– А кто звонил? – изумился Шульгин. – Я не хотел тебя беспокоить…

Женщина, сидевшая вполоборота к Тасе, обиженно поджала губы: очередной ломтик яблока был уже отрезан, а Дементий Харитоныч занимается тут какими-то разговорами вместо того, чтобы кушать и поправлять свое здоровье!

Не хотел беспокоить?! Ну да, не хотел, чтобы жена ему помешала флиртовать с этой… знакомой!

– Понятно, – выдавила Тася и повернулась, чтобы уйти.

– Тася! Тася, не уходи! – крикнул Шульгин.

Она замерла в дверях, чуть повернула голову.

Дамочка поднялась с самым оскорбленным видом и прошла мимо, не удостоив Тасю взглядом.

Вообще-то она была не такая уж толстая, да и на лицо ничего себе… Нет, просто ужас!

– Иди сюда, – сказал Шульгин.

Тася как прильнула к стенке, так и двинуться не могла: ее всю трясло от страха – и от возмущения. И еще – от пугающего ощущения, что все кончено для нее… Для них с Дементием все кончено, и виновата в этом только она одна!

– Ну пожалуйста, подойди сюда, – повторил Шульгин мягко.

Она медленно подошла, села рядом на кровать… И вдруг всхлипнула.

– Ну, – спросил Шульгин, – что происходит? И пожалуйста, не надо плакать.

Тася удивилась. Разве она плачет? Выходит, что так… Слезы текут, голос дрожит…

– Почему о том, что ты в больнице, мне сообщают посторонние люди? Почему у тебя в палате какая-то… – Она с трудом проглотила все те эпитеты, которыми наделила дамочку, пока разглядывала ее исподтишка, и постаралась выразиться как можно мягче: – Какая-то баба посторонняя? И вообще, почему ты меня бросил?

Что она спросила?! С ума сошла! Выдала себя…

И быстренько, надеясь, что отвлечет внимание Шульгина, спросила о другом:

– Тебе больно?

Почему-то не оказалось платка, Тася шмыгнула носом и вытерла слезы ребром ладони…

– Уже можно говорить? – терпеливо спросил Шульгин.

Тася кивнула.

– Начну с самого главного, – сказал Дементий. – Во-первых, это не посторонняя баба, а моя коллега. Ноябрина Васильевна.

– Коллега! – недоверчиво покачала головой Тася. – А тебе все коллеги яблоки чистят?

Шульгин смотрел так ласково, с такой… любовью? Что, неужели по-прежнему она видит только любовь в его взгляде?!

– Какая ж ты у меня глупенькая, – тихо сказал Дементий. – Я скучал…

– Я так за тебя испугалась, – прошептала Тася.

– Вот и молодец, – одобрительно сказал он. – А теперь, пожалуйста, слезь с ноги: она хоть и в гипсе, но все равно болит!

Тася испуганно подскочила:

– Прости! Что врач сказал?

– Жить буду! – ухмыльнулся Шульгин. – Так что тебе придется протоптать сюда дорожку. Все жены ухаживают за больными мужьями: ну, там, супчики, бульончики…

Тася слабо, недоверчиво улыбнулась.

– Или ты мне не жена? – вдруг насторожился Дементий.

Тася осторожно коснулась его щеки:

– Провожу сегодня Лилю на самолет – и сразу вернусь с бульончиком. Как и положено заботливой жене. Только… имей в виду, что яблок тебе больше нельзя! Понял?

Шульгин молча, счастливо кивнул.

Тася вернулась домой сама не своя от радости и беспокойства. Торопливо рассказала о том, что произошло в больнице… И Лиля, выслушав это, решительно воспротивилась тому, чтобы Тася ее провожала.

– Мама, я так рада, что у тебя с Дементием Харитоновичем все наладилось, – сказала она искренне. – Ты такая же неуступчивая, как я, но ведь он-то перед тобой ни в чем не провинился. Ты больше виновата! Поэтому давай так: найди такси – и я сама в аэропорт поеду. Ну чего мы будем там зря вместе грустить? Шофер мне поможет вещи донести… А ты немедленно становись к плите и готовь мужу все самое вкусное! Чтобы он про яблоки и думать забыл!

Они посмеялись, обнялись – и Тася пошла ловить такси. Дозвониться до диспетчерской было просто невозможно, да и самой договориться с шофером – верней будет.

Далеко ходить не пришлось: старенькая красная «Победа» с шашечками стояла прямо во дворе. Видимо, только что привезла кого-то и еще не успела отъехать.

– В аэропорт отвезете? – спросила обрадованная Тася.

– Конечно, – согласился водитель, сверкнув на Тасю голубыми глазами из-под козырька белой кепки.

– Там женщина с ребенком, у нее два чемодана – поможете донести до стойки регистрации?

– Конечно, – снова кивнул водитель.

– Тогда ждите, мы сейчас придем!

Тася и Лиля посидели на дорожку и спустились во двор. Багажник «Победы» был уже открыт. Шофер помог погрузиться, Тася двадцать раз напомнила ему, чтобы помог в аэропорту, он двадцать раз согласился, Лиля двадцать раз заверила мать, что все будет хорошо, Тася расцеловала ее и Киру, закрыла за ними дверцу, посмотрела вслед машине – и пошла домой.

Она понимала, что сейчас заливалась бы слезами, что прощание с ее дорогими девочками вышло бы куда более печальным, если бы… Если бы ей не надо было готовить еду для больного мужа.

Да. Для мужа!