Я кинулся к решетке, за которой в дергающемся круге света смотрели на меня отчаянные глаза жены.

– Сейчас, Оль. Погоди, я сейчас, – бормотал я, пытаясь просунуть свой фонарь между прутьями. Дохлый, трижды, четырежды дохлый номер! Толстые бронзовые штыри были натыканы слишком часто, и несколько сантиметров фонаря оказались лишними. Не нужно долго морщить лоб, чтобы догадаться, какая участь ждет человека, оставшегося без света в наполненной ловушками гробнице. Но я и не догадывался. Чертыхаясь и матерясь, я срывал с фонаря пластиковый корпус; отламывал все, что можно было отломить, не обращая внимания на монотонное зудение экстрасенса Андрюши.

– Не торопись, Игорек, не дергайся. Главное лишку не обломить. У нас куча времени. Никто на отсюда не гонит и…

Он собирался сказать что-то еще, как вдруг подозрительно прислушался, поднял голову и сдавленно выругался. А я, проследив за его взглядом, сделал это куда громче. Потому что каменный свод над нашими головами находился теперь на полметра ниже, чем положено, и продолжал почти бесшумно опускаться. Теперь нам предстоит быть раздавленными на месте или искать спасения в трех коридорах лабиринта, с нетерпением поджидающих свою добычу.

– Кажется, я ошибся, – пробормотал экстрасенс, лихорадочно роясь в рюкзаке, – нас именно гонят отсюда. Точнее вас. Меня уже загнали, куда следует.

Действительно, Андрей итак уже находился в центральном проходе и мог не опасаться попадания под многотонный древнеегипетский пресс. Оборони, царица небесная…

Крепко стиснув зубы, я снова попытался просунуть то, что осталось от фонаря, сквозь решетку и снова потерпел фиаско.

– Игорь, – пальцы Ольги крепко обхватили толстые прутья возле моего взмокшего лица. – Ты только не бойся за меня. Я вот уже почти совсем не боюсь. Ничего. Ты главное сам выберись. Тебе, между прочим, еще сына поднимать…

– Молчи, женщина! – зашипел я, возобновляя свои безнадежные попытки. – Не каркай мужу под руку иначе…

– Лучше меня послушайте, тешащиеся милые, – попытался привлечь наше внимание Андрей, – Я тут кое-что прикинул, кое с кем пообщался и хочу сообщить вам две новости…

– И обе плохие… – констатировал я, опускаясь на колени вслед за женой: сгибаться в три погибели под опустившимся потолком становилось все тяжелее.

– И обе хорошие, – как ни в чем небывало продолжал экстрасенс Андрюша, – Первая: все три лабиринта имеют выход. Больше того, каждый из нас в итоге попадет в погребальную камеру. Если, конечно, выберет верный маршрут. Новость вторая: нам придется столкнуться не только с хитроумными ловушками, но и с некими сверхестественными силами…

– И это ты называешь хорошей новостью? – хмыкнул я, накрывая руки Ольги своими исцарапанными осколками фонаря ладонями.

– Не перебивай своего гуру! Хорошая новость в том, что мы все трое будем от этого воздействия защищены. В какой-то степени. Ну, я – понятно почему. Ты, Игорь тоже не лаптем щи хлебаешь. А ты, Олечка… Я тут попросил кое-кого приглядеть за тобой. И получил согласие. Причем подозрительно быстро. Ты только к себе повнимательнее прислушивайся и все будет хорошо! Вот, зажигалку мою возьми. Вторую тебе Игорь даст. Главное, не бояться…

– А я и не боюсь…

Ольга произнесла это так, что у меня дух захватило. Как долго смогут отгонять от нее мрак две китайские одноразовые зажигалки? Что-то полыхнуло в моем помраченном мозгу, и я, ухватившись за прутья, как утопающий за соломинку, рванул их в стороны, вкладывая весь кипевший в крови адреналин в одно запредельное усилие. От дикого напряжения потемнело в глазах, но я упрямо тянул упирающиеся стержни, радостно различая сквозь бухающие в ушах удары противный металлический скип. Усталость накатила внезапно. Вот только что казалось, что горы могу своротить, а через миг руки падают бессильными плетьми и холодный пот заливает удивленно раскрывшиеся глаза. Которые видят толстенные прутья, раздвинутые обычными человеческими руками. Моими.

– Ну, ты, джедай, даешь! – радостно вопит экстрасенс Андрюша, наблюдая как я просовываю Ольге фонарь, а заодно и весь свой нехитрый багаж вместе с рюкзаком. – А этот допинг, оказывается, убойная штука! Тебя теперь можно в Гераклы записывать. И еще много в кого. В Человека-Паука, например.

– Лучше бы в Человека-Сову. Чтобы в темноте видеть, – пробормотал я, пытаясь помешать упрямой супруге, вернуть мне многострадальный фонарь. – Прекрати, Ольга! Лучше зажигалку мне передай. Ничего со мной не случится… Видала, какой я теперь супермен?

– Точно-точно, Олечка, – поддержал меня Андрей, и, последовав нашему примеру, опустился на четвереньки. – Ничего с ним не случится. Он теперь сможет видеть почти в полной темноте, так что… – и, оборвав себя на полуслове, неожиданно добавил: – Давайте попрощаемся, что ли… На всякий случай.

Но на это, как всегда, не хватило времени. Падение потолка на наши головы неожиданно ускорилось, и нам с Ольгой пришлось чуть ли не ползком добираться до спасительных коридоров. Я успел только чмокнуть жену чуть ниже глаза и, извиваясь ужом, вполз в правый рукав лабиринта.

«Направо пойдешь – коня потеряешь, – крутилось в голове, пока пальцы крутили колесико зажигалки, – Хорошо, что я не конь. Наверное…» Кремень дал искру, и желтый язычок пламени осветил выпавший на мою долю далеко не светлый путь – метров пять прямого коридора, заканчивающегося развилкой. Я погасил зажигалку и опустился на каменный пол. Не стоит обольщаться. Шансов одолеть лабиринт в темноте, не попавшись ни в одну из хитроумных жреческих ловушек, у меня не больше, чем зажигалок. То есть два. Из миллиона.

Я еще сколько-то просидел, привыкая к новому статусу загнанной в каменный мешок крысы, и ощупью двинулся вперед. Благо, коридор был достаточно узкий, и я мог касаться руками шершавых стен. Когда же он раздвоился, мне пришлось еще раз щелкнуть зажигалкой, осветив ровным пламенем два совершенно одинаковых прохода. В голове тут же всплыли какие-то обрывки из читанного в далеком детстве приключенческого романа. Вроде бы там упоминалось, что, попадая в лабиринт, нужно каждый раз поворачивать в одну сторону. И тогда есть надежда благополучно из него выбраться.

Глубоко вздохнув, я погасил пламя и двинулся в правый коридор, костеря, на чем свет стоит, настырный ветер, существующий исключительно в моем помраченном допингом воображении. Мало того, что стал он теперь гораздо сильнее, так еще и направление поменял! Прямо в лицо дует, аж жмуриться приходится. Другое дело, что мне вообще глаз можно не открывать – все равно ни зги не видно.

Так я шел, освещая себе дорогу редкими всполохами огонька, прикрученного до минимума в целях пресловутой экономии, пока не уперся лбом в обнаружившийся за очередным поворотом тупик. «Закрыто», – подумал Штирлиц, а вслед за ним и я, осветив глухую стену. Оставалось утешаться только тем, что ловушки на этом тупиковом пути не предусмотрены генеральным планом. Эх, дальше бы такое везение!

Обратный путь отличался только тем, что огня я вообще не зажигал. Да еще призрачный ветер теперь снова холодил спину. Вот и развилка. Ощупью сворачиваю в левый проход. И снова темнота, редкие огненные вспышки, быстрое сканирование окрестностей. Повороты, повороты… И глухая стена впереди. Я нервно рассмеялся, гоня прочь видение подыхающей в каменном мешке крысы, и для очистки совести щелкнул зажигалкой. Как оказалось не зря. Каменная плита, преградившая мне путь, не достигала пола, нависая над ним в сорока сантиметрах. И если я рискну двинуться дальше, то придется ползти, ежесекундно опасаясь, что каменная махина припечатает меня, как тапок таракана. Впрочем, особого выбора мне не полагалось, и я, осветив ближайший участок тоннеля, нырнул под плиту.