— Вы, наверное, слышали, что муж госпожи Камику Махито был моим старшим братом. Но перед самой смертью, когда его ужалила оса, он поведал ей свой секрет. Оказалось, что я его дочка, а моя мать — младшая сестра Камику Намима. Получалось, что я племянница госпожи Камику и на самом деле «светлое начало». Махито же заявил старейшине, что я была рождена в его роду, роду запасных жриц, и поэтому я стала мико тьмы. Раньше я думала, что мне было предписано судьбой стать мико тьмы, но когда узнала правду от госпожи Камику, то мне стало тяжело мириться со своей участью. Я так рада, что вы меня спасли.

Яёи вытерла слезы со щеки тыльной стороной ладони. «Унаси» взял ее руку, рука была мокрой от слез.

— А что случилось с твоей матерью?

— Мою мать звали Намима. Она была младшей сестрой госпожи Камику и потому была «темным началом», мико тьмы. Но потом она забеременела мной, и вместе с отцом они сбежали с острова. Говорят, что они, как и мы, уплыли с острова на лодке. Но после родов Намима умерла, так и не добравшись до берега.

— Умерла из-за родов?

— Да похоже, что нет. Отец не сказал, что случилось, но госпожа Камику подозревала, что он ее убил. Отец сделал это потому, что хотел быть вместе с госпожой Камику и ради своей семьи Морской черепахи. Если все было именно так, то моя умершая мать наверняка не простила отца.

— Что-то часто приходится слышать, как один человек не может простить другого, — подумал вслух «Унаси». Яёи с удивлением посмотрела на него.

— Вы тоже кого-то не можете простить?

«Унаси» ничего не ответил, уставившись вдаль на корабль, стоящий на якоре в открытом море. Думал он о том, как поступит Идзанами, если он женится на Яёи. Когда вскроется, что «Унаси» и Идзанаги одно и то же лицо, Яёи грозила неминуемая смерть. Неужели не было способа остановить ее?

«Может быть, стоит сходить к проходу Ёмоцухира и поговорить с Идзанами?» Но теперь, когда он стал простым смертным, возможно, он уже не способен на это? «Если ты не человек, ты не способен любить. Если ты не бог, у тебя нет запредельных способностей. Как же защитить Яёи?»

«Унаси» посмотрел на профиль девушки, изо всех сил работающей веслом, и погрузился в глубокое раздумье.

1

Я бесцельно брожу по подземному дворцу. Я хочу избавить Яёи от страхов и скверны, что легли на ее плечи. Но я мертва. Раздражение от собственного бессилия делает темноту вокруг меня только гуще. Идзанами была права. Лучше бы было не превращаться мне в осу и не знать о страшной судьбе Яёи. В тени колонны мается Махито. Бесплотный дух в его обличии навевает на меня тоску. И не потому, что он не помнит, как убил меня, или забыл собственную ложь, а потому, что весь его вид говорит о тщетности смерти.

И еще потому, что он напоминает мне о нестерпимой боли. Наша дочь по-прежнему находится на острове и служит мико тьмы. Я потеряла покой, узнав, что моя собственная дочь унаследовала мою проклятую судьбу. Еще тяжелее было узнать, что Махито поступил так, чтобы спасти свою семью, а еще потому, что они с Камику с юных лет любили друг друга. Мои мысли все крутятся и крутятся вокруг одного и того же, и в конце все сводится к обиде.

Моя обида родилась после смерти. Я и не думала, что у мертвых могут быть отрицательные эмоции. Ну никак не получалось у меня примириться с обидой. «Ну почему все так получилось?» — все упрекала и упрекала я Махито. Мне казалось, что я хорошо понимаю чувства Идзанами, но теперь-то я знала, как трудно справиться с настоящей обидой. Только когда мне стало известно об измене Махито, я впервые глубоко осознала, что она чувствует и почему я сама нахожусь в Ёми-но-куни.

Сегодня Махито с обычным удрученным выражением лица стоит, рассеянно уставившись в темноту. Похоже, он по-прежнему не понимал, почему попал в Ёми-но-куни и кто он такой. Заблудший печальный дух. Махито, которому никогда не упокоиться с миром, Махито, на веки вечные обреченный печалиться здесь. Чем-то он даже похож на меня. Ни я, ни Махито даже и представить не могли, когда покидали остров Морской змеи, какая участь нас ждет.

— Здравствуй, Махито! — приветствую его я. Даже не взглянув в мою сторону, Махито отвесил вежливый поклон. Тоскливый взгляд мечется, как у испуганного ребенка, отчаянно пытающегося найти знакомое лицо. Если присмотреться с близкого расстояния, то можно увидеть маленькую ранку на его переносице. След от осиного жала. Показывая на переносицу, я спрашиваю:

— Откуда это у тебя?

Махито удивленно дотрагивается до ранки пальцем. Затем отвечает с растерянным видом:

— Не знаю.

— Здесь немного опухло. Больно было?

Махито закрывает царапину рукой.

— Не помню.

— Разве тебя не оса укусила? — не унимаюсь я. Меня раздражает, что он не только не может вспомнить, что с ним было в мире живых, но и то, что он помнит, он помнит неправильно. Похоже, после моего превращения в осу и возвращения с острова я стала злобным духом.

— Извини, я не помню. — Махито отворачивается со скорбным выражением лица. Махито превратился в робкого духа, потерявшего память и даже не заметившего, что умер.

«Мои страдания — страдания умершей раньше других. Моя печаль — печаль беспокоящейся за тебя, Махито, и за нашу дочь, печаль страдающей от разлуки с вами. Мое отчаяние — отчаяние плачущей в бесконечной темноте, отчаяние сожалеющей о том, что еще можешь чувствовать. Как бы я хотела, чтобы ты понял все это!» — так и хотелось мне бросить эти слова в лицо Махито со всей силой моей ненависти.

— Да как же так, не помнишь? Разве не ты задушил меня, когда я стала тебе помехой? Разве не ты обманул всех, сказав, что наша дочь тебе вовсе не дочь, а сестра, и из-за этого ей пришлось стать мико тьмы.

— Неужели это правда?

— Даже не смей спрашивать, правда ли это! Ты ведь любил Камику, а меня совсем не любил, ведь так?

— Камику моя жена, это верно. Но извини, я не очень понимаю, что ты пытаешься сказать.

— Я — младшая сестра Камику. Меня зовут Намима.

— Мне это имя кажется знакомым, но точно я не помню.

— Ты же бежал с острова вместе с Намима, мико тьмы. Потом ты убил ее, вернулся на остров вместе с твоей и Намима дочерью и заявил, что она твоя сестра. Ты же убийца!

Махито смотрит мне в глаза, губы у него дрожат. Думаю, что взгляд у меня в этот момент такой же, как бывает у Идзанами — пустой, блуждающий. Махито поспешно опускает глаза, будто увидев что-то запретное.

— Я никого не убивал. Я, и правда, вернулся на остров с младенцем, но я не помнил, что случилось.

— Лжец! Мы же вдвоем решили назвать нашу дочку Яёи.

Махито, помнящий только выборочно, закрывает руками лицо, будто совсем потеряв уверенность в себе. Тени от колонн и темнота вокруг сгущаются, становятся более гнетущими. Наверное, духи сочувствуют Махито, потерявшему память, и сердятся на меня, все еще сохранившую человеческое обличие, за мою злость. От того, что меня никто не понимает, я чувствую тоску и острое одиночество.