На жаргоне Уолл-стрит такие сделки называются «опционами без денег». Но у опционов существует множество конфигураций. Вы можете продать трейдеру опцион по 30 долларов или, если хотите сделать ставку против повышения курса акций GM, по 60 долларов. Можно покупать или продавать опционы на облигации, на индекс S&P, на курсы валют, на ипотеки или отношения между любым числом финансовых инструментов по вашему выбору. Можно делать ставку на подъем рынка, падение рынка, стабильность рынка. Опционы позволяют инвесторам проворачивать масштабные спекуляции, превращая один доллар в десять. К тому же они предоставляют возможность хеджировать риски. Ваш пенсионный фонд не прогорит в следующем биржевом крахе только потому, что защитил себя покупкой опционов. Игра с опционами строится на представлении

0 том, что риски, сопряженные со всеми этими ставками, могут быть выражены количественно. Что, изучая поведение акций GM в прошлом, вы можете сделать достаточно точный прогноз относительно того, будет ли в течение трех последующих месяцев их стоимость равняться 45 долларам, а также является ли стоимость опциона в 1 доллар удачной инвестицией. Этот подход во многом напоминает анализ страховыми компаниями статистики страхования, позволяющей вывести размеры взносов при страховании жизни. Для подобного рода расчетов в каждом инвестиционном банке имеется команда докторов наук, физиков из России, специалистов по прикладной математике из Китая и компьютерщиков из Индии. На Уолл-стрит таких специалистов по биржевому анализу называют квантами.

Нассим Талеб и его команда как раз кванты. Однако они отвергают традиционные «квантовые» доктрины, поскольку полагают, что функционирование фондовой биржи отличается от физических феноменов вроде статистики смертности. Физические явления, будь то уровень смертности или игра в покер, есть предсказуемое выражение ограниченных и неизменных факторов. Они подчиняются закону, который статистики называют нормальным законом распределения, и выражаются в виде колоколообразной кривой. Но разве колоколообразная кривая может передать колебания рынка? Экономист Юджин Фама, изучавший курсы акций, сделал следующее наблюдение. Если бы курсы акций подчинялись принципу нормального распределения, значительные потрясения, которые он определил как пять стандартных отклонений от среднего значения, происходили бы на рынке лишь раз в 7000 лет. В действительности же потрясения подобного масштаба рынок переживает каждые три-четыре года, ведь поведение инвесторов не подчиняется законам статистики. Они меняют решения. Делают глупости. Подражают друг другу. Впадают в панику. Фама пришел к выводу, что составленный график колебаний фондовой биржи будет иметь «тяжелый хвост». Другими словами, на верхнем и нижнем краях распределения будет располагаться гораздо больше необычных явлений, чем могли бы спрогнозировать статистики, привыкшие моделировать физический мир.

Летом 1997 года Талеб предсказал потенциальную угрозу для хеджевых фондов, таких как Long Term Capital Management, поскольку те пренебрегали понятием «тяжелых хвостов». Всего год спустя LTCM продал огромное количество опционов, исходя из того, что его компьютерные модели указывали на грядущую стабильность рынка. И что же случилось? Российское правительство объявило дефолт, на рынках возникла паника, и за несколько недель LTCM пришел конец. Шпициагель, главный трейдер Талеба, рассказал, что недавно слушал выступление одного из бывших руководителей высшего звена LTCM, который оправдывал спекуляции фонда. Вот отрывок из его речи: «Когда осенью я каждый вечер возвращаюсь домой, то вижу усыпанную листьями землю под деревьями. Падением этих листьев управляют статистические законы, и я могу с высокой долей вероятности предсказать, куда и как они упадут. Но вот однажды я приезжаю домой, а листья сложены в кучки. Разве сей факт опровергает теорию о том, что падение листьев подчиняется статистическим законам? Нет. Все дело во вмешательстве человека». Другими словами, отказ российского правительства платить по облигациям можно считать неожиданным, из ряда вон выходящим событием. В этом, по мнению Талеба, и кроется самая суть: правила фондовых бирж, в отличие от правил физического мира, изменчивы. Центральные банки могут в любой момент объявить дефолт.

Одним из первых наставников Талеба на Уолл-стрит был вспыльчивый француз по имени Жан-Патрис. Он одевался как павлин и был одержим манией риска. Жан-Патрис мог позвонить Талебу в три часа ночи из ресторана «Реджинс» или назначить встречу в парижском ночном клубе — с шампанским и в окружении полуголых дам. Однажды Жан-Патрис поинтересовался у Талеба, что случится с его финансовым положением, если в здание офиса врежется самолет. Тогда Талеб был молод и отмахнулся от вопроса, сочтя его дурацким. Но вскоре он понял, что дурацких вопросов не бывает. Талеб частенько цитирует Дэвида Юма: «Никакое количество белых лебедей не может служить достаточным основанием для вывода о том, что все лебеди белые. Но одного черного лебедя достаточно, чтобы опровергнуть это положение». Поскольку никто из LTCM никогда не видел в России черных лебедей, компания пришла к заключению, что они там не водятся. Талеб же, наоборот, разработал философию, основанную исключительно на существовании черных лебедей — на вероятности случайных неожиданных изменений, которые могут повлиять на состояние рынка. Поэтому он только покупает, но никогда не продает опционы. Он не из тех, кто потеряет кучу денег, если акции GM резко пойдут вниз. Он никогда не делает ставки ни на подъем, ни на падение рынка. Ведь для этого надо знать, как функционирует рынок, а Талеб этого не знает. Он не обладает уверенностью Уоррена Баффетта. И поэтому покупает опционы как на вероятность того, что стоимость акций пойдет вверх, так и на вероятность того, что она пойдет вниз. И не делает ставки на незначительные колебания курсов акций. Какой смысл? Если все недооценивают вероятность редких событий, то опцион на акции GM по цене, скажем, 40 долларов окажется недооцененным. Поэтому Талеб тоннами скупает «опционы без денег». Он скупает опционы на сотни различных акций, и если срок их действия истекает до того, как они используются, Талеб просто покупает новые. Он даже не инвестирует в акции ни для Empirica, ни для себя лично. Покупка акций, в отличие от покупки опциона, есть рискованный расчет на то, что будущее окажется лучше прошлого. А кто знает, как оно все обернется? Вот почему личный капитал самого Талеба, а также резервные сотни миллионов долларов фонда Empirica вложены в казначейские векселя. Мало кто на Уолл-стрит скупает опционы в таких огромных количествах. Но если на бирже случится нечто совсем из ряда вон выходящее, если вся Уолл-стрит содрогнется от случайного, неожиданного события, которое приведет к падению акций GM до, к примеру, 20 долларов, Нассиму Талебу не придется доживать свои дни в убогой квартирке в Афинах. Он будет богат.

Не так давно Талеб обедал во французском ресторане к северу от Уолл-стрит. Все посетители этого заведения были типичными квантами: мужчины с оттопыренными карманами и в рубашках с расстегнутым воротничком. На их лицах застыло безмятежное и слегка отстраненное выражение, свойственное тем, кто грезит цифрами. Талеб потягивал пастис и рассуждал о французской литературе. Кроме него за столиком сидели седовласый гроссмейстер, который когда-то был наставником Анатолия Карпова, и еще один человек, который за свою жизнь успел поработать в Стэнфордском университете, компании Exxon, Лос-Аламосской национальной лаборатории, банке Morgan Stanley и узкоспециализированном французском инвестиционном банке. Они беседовали о математике и шахматах и слегка беспокоились из-за того, что еще один их приятель запаздывал. Тот, по определению одного из квантов, был человеком, который «не в состоянии отыскать ванную комнату».