– Триполи не такой большой и процветающий, как Алеппо, но в нем есть свое очарование. Он расположен на полуострове, который выдается в Средиземное море. Именно об этом я скучаю больше всего: о запахе моря. – Раймунд посмотрел через стол на Вильгельма. – Надеюсь, скоро у меня появится возможность снова им насладиться.

– Я молю Бога, чтобы было именно так, – ответил Вильгельм.

– Ты м-молишься? – Боэмунд стукнул ладонью по столу, и Юсуф понял, почему его называли Боэмунд-заика. – Ты здесь не только для того, чтобы м-молиться, священник. Когда… – Он застыл, стиснув челюсти, жилы у него на шее вздулись, он пытался продолжить, но не смог. – Когда я получу свободу?

– Даже не надейся, – проворчал Рено. – Я здесь почти восемь лет.

Константин потягивал вино, наблюдая за разговором и не совсем его понимая. Боэмунд что-то ему прошептал, и римлянин презрительно усмехнулся, посмотрев в сторону Рено, затем повернулся к Боэмунду.

– Не бойся, – заговорил он на греческом. – Мы слишком ценны, чтобы слишком долго здесь оставаться. Император Мануил нас выкупит.

– А это еще что значит? – резко спросил Рено.

– Он не сказал ничего оскорбительного для вас, – попытался успокоить его Вильгельм и быстро перевел слова Константина.

Рено расправил плечи.

– Значит, я не представляю ценности? – Он показал на Боэмунда. – Я был принцем Антиохии еще до того, как этот заикающийся глупец украл мой трон!

Вильгельм начал переводить, но Константин поднял руку, чтобы его остановить.

– Это я и сам прекрасно понял. – Он бросил на Рено презрительный взгляд и перешел на французский, на котором говорил с сильным акцентом. – Я кузен римского императора, Боэмунд его зять. А ты никто.

На висках Рено надулись вены, выдавая его гнев.

– Я надеялся, что меня наконец выкупят, – прорычал он и посмотрел на Юсуфа. – А теперь вижу, что пригласили сюда для того, чтобы оскорблять.

– Но не я вас оскорбил, Рено, – сказал Юсуф.

– Разве нет? Я нахожусь здесь рядом с идиотом узурпатором. Мне прекрасно известно, что Амори не станет меня выкупать, во всяком случае до тех пор, пока жив безмозглый болван, однако я должен сидеть и наблюдать, как идут переговоры о его предстоящем освобождении. – Он замолчал и направил толстый палец на Джона. – Более того, я вынужден это терпеть, когда лижущий задницы сакс, твой друг-содомит, сидит рядом. И ты утверждаешь, что не оскорбил меня?

Вильгельм громко ахнул. Юсуф посмотрел на Джона, костяшки пальцев которого побелели, так сильно он сжал керамическую чашу. Затем Юсуф перевел взгляд на Рено, сделавшего большой глоток вина.

– Я должен просить вас покинуть мой дом, Рено, – тихо сказал Юсуф.

– Почему? – ухмыльнулся Рено. – Разве я тебя оскорбил? Попал точно в цель? Ты не хочешь, чтобы твои гости узнали о непотребных вещах, которые вы творили с этим… – Но Рено не успел договорить – Джон вскочил, перешагнул через стол и ударил его чашкой по голове.

Чашка разбилась, из-за уха Рено потекла кровь, тот несколько мгновений ошеломленно сидел, потом потряс головой и с ревом бросился на Джона, но два мамлюка оттащили его в сторону.

– Уберите прочь ваши проклятые руки! – закричал Рено, когда мамлюки волокли его к двери.

Джон отошел от стола.

– Мои извинения, – пробормотал он, бросил разбитую чашку и последовал за Рено во двор.

– Ну, что же, – сказал Вильгельм, вставая и стряхивая крошки с белого одеяния. – Наверное, нам пора. Уже поздно, и мы не хотим отнимать у вас слишком много времени. Спасибо за гостеприимство.

Юсуф также встал.

– Благодарю вас, что пришли, – ответил он. – И пусть Господь ведет вас вперед и дарует вам честь и здоровье. До свидания.

– До свидания, – ответил Вильгельм и направился к двери.

Остальные попрощались на смеси французского, греческого и арабского и ушли. Юсуф последовал за ними во двор, где обнаружил Джона в тени левой стены.

– Я сожалею, – сказал Джон, когда Юсуф подошел к нему. – Боюсь, я нарушил правила гостеприимства.

– Чепуха, – возразил Юсуф. – Я сам хотел хорошенько врезать ублюдку.

К ним от ворот, в которые выходили остальные, направлялся Вильгельм.

– Позвольте мне принести извинения за Джона. Ему еще многому нужно учиться как дипломату.

– А Рено? – спросил Юсуф.

– К сожалению, он прав. Амори не собирается его выкупать. Казна в Иерусалиме почти пуста… – Он не закончил фразу.

– Ну, это тема для следующего обсуждения. – Юсуф повернулся к Джону. – Ты не мог бы прийти завтра? Мне нужно с тобой поговорить. – Он понизил голос так, чтобы его услышал только Джон. – Зимат также хочет тебя увидеть.

Вильгельм ответил прежде, чем Джон успел открыть рот.

– Он с радостью придет.

– Значит, завтра, после утренней молитвы. До встречи.

* * *

Джон разглядывал свое лицо в бронзовом зеркале, стоявшем в его спальне. Он проснулся рано и отправился в бани, где цирюльник коротко подстриг ему волосы и побрил. Что подумает Зимат о морщинах, появившихся у него на лбу и в уголках рта, о седине на висках? В дверь постучали, Джон отошел от зеркала и поправил сутану.

Вошел Вильгельм.

– Утренние молитвы закончились, Джон. Время настало.

– Быть может, вам следует пойти со мной, – предложил Джон. – Ведь именно вы являетесь послом короля, а не я.

– Нет, – возразил Вильгельм. – Именно по этой причине я попросил Амори отправить со мной тебя. Мои переговоры могут занять недели или даже месяцы. Видит Бог, ты можешь двигаться быстрее. Узнай, сколько Нур ад-Дин хочет получить за Боэмунда и Константина.

– А Раймунд и Гуго? Рено? – спросил Джон.

– Они не имеют значения, но Саладин не должен это понять, – ответил Вильгельм. – Покажи, что мы очень хотим их выкупить. А теперь иди. Не заставляй своего друга ждать.

Джон без труда нашел дорогу к дому Юсуфа. Ворота были открыты, он вошел во двор и увидел сидевшего у фонтана Ибн Джумэя, а рядом с ним мальчика лет семи. Джон сразу узнал Убаду. У мальчика был прямой узкий нос и квадратный подбородок Джона, карие материнские глаза и высокие изящные скулы. Ибн Джумэй что-то спросил у мальчика. Убада посмотрел по сторонам, словно искал ответ, потом его взгляд остановился на Джоне. Убада что-то сказал Ибн Джумэю, который повернул голову и улыбнулся.

– Джон! Добро пожаловать! Ас-саляму алейкум! – Ибн Джумэй постарел после их последней встречи. Длинная борода и пейсы еврейского лекаря заметно поседели. Но спина оставалась прямой, и он двигался, как молодой человек, в чем Джон убедился, когда он встал и направился к нему.

Они обменялись поцелуями в щеки.