Роман молчит, раздумывая.

– Аль, – зовет наконец, вынуждая поднять на него взгляд. – Я не хочу делать тебе больно. Ты мне нравишься, но… – он замолкает, я замираю на вдохе.

Я знаю все эти но. Но…

– Слишком много всего между нами, – произносит Гордеев задумчиво. – Я твой преподаватель, ты моя студентка, из этого может получиться не очень хорошая история для нас обоих. Поэтому лучше закончить сразу…

Снова замолкает, а я произношу, почти выдавливая из себя слова, пряча взгляд:

– Но мы ведь можем встречаться тайно.

Роман вздергивает брови в явном удивлении. Рассматривает меня, думает.

– Аль, это сложно. Сейчас тобой двигают эмоции. Но встречаться тайно – это… очень сложно. Тем более для такой девушки, как ты. Я тебе не пара, я холостяк, у меня своя устоявшаяся жизнь. Мне не нужны серьезные отношения. Я говорю тебе это сразу, чтобы ты не строила иллюзий. Сможешь ли ты отделить чувства от секса? Ты молода, чувственна, для тебя все это неразрывно связано. Тем более тайные отношения, не имеющие будущего… Ты уверена, что готова пойти на такое?

Я молчу, водя пальцами по покрывалу. В груди тяжело так, что, кажется, не вздохнуть. Предательские слезы где-то уже совсем близко у глаз. Стараюсь их сдержать, осмысливая сказанное. Наверное, я должна быть ему благодарна за честность – он не юлит, не обманывает, говорит, как есть. У нас нет будущего.

Все, что у нас есть – вот такие спрятанные от глаз отношения в моей квартире. Я не становлюсь ему подругой или возлюбленной. Мы просто будем приезжать сюда, заниматься сексом, о чем-то говорить, а утром расходиться. Я не смогу ему улыбаться, когда захочу, общаться с ним, да даже смотреть на него мне нельзя!

И что бы я там ни говорила – как можно не влюбиться в такого, как он? И когда он уедет, мне будет больно. А может, и раньше, мы ведь не знаем, сколько протянем в таких отношениях. Я вдруг понимаю простую истину: мне все равно будет больно.

Кончится ли это завтра утром, и я буду ловить его взгляды на парах, вглядываться в него, представлять нас вместе. Или же это случится позже. Он бросит меня, и я буду убиваться и так же вглядываться в его глаза на парах, не верить, плакать и мучиться. А может, мы дотянем до нового года? Расстанемся трогательно, нежно, или оборвем все в один миг, чтобы не было больно… И все равно будет.

Но ведь будет еще не только больно. Будет еще хорошо, когда мы будем вместе, рядом, когда будем любить друг друга, будем спать, обнявшись, в моей постели, готовить, разговаривать обо всем на свете. И если будет больно – так пусть оно будет за то, что все это случится между нами.

– Я готова, – выдыхаю, поднимая на него глаза, Роман хмурится, внутри екает. А с чего я взяла, что ему это вообще надо? Вдруг он специально такую речь придумал, уверенный, что этого будет достаточно для моего отказа. – Если ты сам этого хочешь, конечно, – добавляю поспешно.

Гордеев снова берет мою руку, тянет к себе, я усаживаюсь сверху, обнимая его за шею. Со вчерашнего дня – это мое любимое место.

Зарываюсь пальцами в волосы, Роман отклоняет голову, прикрывая глаза. Он делает так всегда, лицо становится довольным, словно он большой котяра, которого чешут за ухом.

Но когда открывает глаза, смотрит серьезно.

Я отвечаю прямым взглядом. Секунд десять мы так и сидим, потом Роман убирает мне прядь волос за ухо.

– Хочешь? – спрашиваю я еле слышно. Он даже не понимает, что еще чуть-чуть, и я перестану дышать от этого невыносимого ожидания. Мужчина выдыхает, опуская взгляд, а когда поднимает, я вижу в его глазах ответ.

– Хочу, – озвучивает он его вслух.

Тянусь и начинаю целовать, прижимаясь к нему. Он крепко стискивает меня в объятиях, отвечая.

– Аля, – шепчет сквозь поцелуй, я мотаю головой.

– Давай больше не будем об этом. Пусть все идет как идет.

Странно, но после разговора действительно становится легче. Я думала, осознание будет давить, мешать, но выходит наоборот. Появилась ясность, а она, даже если горькая, всегда хуже неизвестности. Мы проводим вместе день в моей квартире, я некоторое время занимаюсь, Роман общается по рабочим вопросам и просматривает лекции на неделю.

– Что нас там ждет? – сую нос в его смартфон. Мы сидим на кровати, касаясь друг друга плечами. Роман щелкает меня по носу.

– Готовь давай свою методику преподавания, – отвечает на это.

– Кто твой любимый писатель? – откладываю тетради и сажусь на колени.

– Достоевский, – он продолжает читать что-то в смартфоне. – А у тебя?

– Бальзак.

– Это безусловно, – усмехается мужчина.

– Почему это? – удивляюсь я.

– Ну… у него женский тип историй. Для романизированных натур.

Фыркаю.

– Да, ты все-таки зануда.

– Ага, я в курсе, – Роман улыбается и откладывает телефон, разглядывая меня. Надевать сегодня его футболку я постеснялась, потому на мне майка и шорты. – Пиццу закажем?

– Ты же не любишь ресторанную еду.

– Готовить неохота.

– Я могу сварганить что-нибудь простое.

– Нет уж, давай пиццу.

– Ты думаешь, я невкусно готовлю? – снова фыркаю.

– Я думаю, что у тебя в холодильнике шаром покати, а выбираться на улицу мне неохота. Найду занятие поинтересней.

Он притягивает меня к себе и целует.

– У тебя там еще ничего не болит?

Вздернув бровь, Гордеев смеется.

– А у тебя болит? – задает ответный вопрос. Я краснею.

– Нет… Просто интересно, насколько может хватить сил…

Сбиваюсь, краснея еще больше.

– Когда я буду погибать от удовольствия, я тебе сообщу.

Легонько бью его кулаком в плечо, смеясь.

И все-таки мы заказываем пиццу. День пролетает быстро, и уже засыпая на плече мужчины, я думаю: как хорошо, что это еще не конец.

Утром приходится собираться в спешке, одеваюсь, пытаясь одновременно найти нужные тетрадки. Гордеев, собранный, наблюдает за мной с усмешкой, примостившись на край стола. Конечно, он же никуда не опаздывает.

– Сейчас, – сдуваю прядь с лица, выдвигая ящик, – методичку найду, и идем. Быстро поднимаю лежащие в верхнем ящике бумаги – ничего. Во втором тоже, нахожу методичку в третьем. Что-то я стала слишком рассеянной.

– Все, можем идти, – вскакиваю, ловя хмурый взгляд мужчины. Он выдвигает верхний ящик, а я замираю: сверху лежит его дипломная работа.

Он, усмехнувшись, качает головой, вытаскивая ее.

– Я подумал, мне показалось, – говорит, пока я кусаю губу, не зная, как он отреагирует. – И откуда это добро?