Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади тропа смыкалась, причудливым образом соединяя малинник и сосны, точно подталкивала идти вперед.
– Если есть дорога, значит, она куда-то ведет, – решила Ольга, тоже вслух, потому что молчать вдруг стало страшно. И решительно перепрыгнула через место, где сидела жаба. О том, что дорога может вести и откуда-то, Ольга старалась не думать.
Меж тем небо постепенно темнело, собиралось складочками туч, растягивалось и комкало белый пух облаков, пачкая и вылепливая из них фигуры удивительные и жуткие; мерцало тусклой позолотой укрытого солнца, шумело ветром и дразнило многочисленными тенями.
Идти страшно. Назад повернуть? Благоразумно. Ольга всегда была благоразумным существом, но только не сегодня. Закусив губу, она ускорила шаг.
Под ногами захлюпало, сначала слабо, точно в густой траве разлили воду, потом сильнее, ощутимей. Кроссовки стремительно набирали воду, и настроение все больше портилось.
– А я не боюсь! И вообще... в полночь зайцы траву... трын-траву на поляне! – отчаянно заголосила Ольга, и ветер, подхватив слова, тотчас прокатил их по лесу, раздирая на клочья звуков, гася и смешивая с нарастающим гулом. Скрипели сосны, уже не мелкие, но высоченные, черные на фоне темно-синего неба, сыпали иглицей, скрежетали, угрожая рухнуть. Впереди с истошным хлопаньем в воздух поднялась птица, показавшаяся огромной, и Ольга, слабо взвизгнув, бросилась вперед.
Ноги скользили, и, зацепившись за корень, она упала, растянувшись в жидкой, смердящей илом грязи, снова поднялась, побежала, упала и, откатившись с дороги, заскулила.
Было страшно.
Очень страшно. Особенно когда первая зарница нарочито медленно окрасила округу в слепяще-белое, а следом прокатился рокочущий вздох грома, на мгновение заглушивший все иные звуки. Ольга, став на карачки, сунула руку в карман.
Все, хватит с нее, сейчас же звонит... а хоть бы Ксюхе. Или Вадику. Он здоровый и сильный, придет, заберет...
– С-спасет. – Она сунула руку в другой карман и, убедившись, что телефон отсутствует, истерически хихикнула: – Спасение утопающих – дело рук самих... самих утопающих.
По земле ударили первые капли дождя, крупные и жесткие, они больно стукнули по шее, позвоночнику, скатились ледяными струйками по коже, мешаясь с грязью.
Нужно вставать и идти. В конце концов, она – человек взрослый и разумный. А значит, понимает, что дождь – это просто дождь.
– А-атмосферное яв-явление. – Ольга старательно отряхнулась, может, излишне старательно, потому как смысла это действие не имело никакого, кроме размазанной по футболке грязи, но почему-то успокоило. – А молния – разряд электричества. И гром... гром...
Что такое гром, она подзабыла, но тут же уверилась, что на самом деле он тоже какое-нибудь да явление – обыкновенное, объяснимое, случающееся с некоторой периодичностью.
– Нечего бояться. Я и не боюсь.
Ольга повернулась и нарочито бодро, стараясь, впрочем, не срываться на бег, зашагала по тропе.
– Не надо было забывать телефон... не надо было уходить из дому... не надо... вообще не надо было сюда приезжать.
– Это точно, – раздалось совсем рядом.
Ольга остановилась, развернулась и резко выбросила руки в тщетной попытке защититься. Пусто. Мокро. Дрожащая занавесь дождя размывает все на расстоянии шага, растворяя силуэты и словно бы само пространство. Но голос, Ольга точно слышала голос! Женский!
– Показалось, – ответили слева. – Тебе показалось...
И дождь вдруг рассыпался звонким серебром детского смеха, неуместного здесь и сейчас и оттого пугающего.
– Кто ты? Кто?!
– Кто-кто-кто... – вздохнуло со всех сторон сразу эхо. – Кто?
– Уходи!
– Ди-ди-да... куда?
Вода, это все вода. Ольга слышала, что вода может искажать звуки, а значит... а значит, еще одно явление. Просто явление. Никаких русалок и прочей нечисти. Вот так.
Обыкновенная галлюцинация.
– Так-тук-так, – отозвался дождь. И затарабанил сильнее, нарочно заглушая прочие звуки.
Ольга совершенно не удивилась, когда вышла не к дороге, а к озеру. Тропа спускалась к ровному, словно циркулем очерченному кругу песка, который разделял черноту земляную, с травой, дождем и грязью, и водную, начинавшуюся по другую сторону круга.
Вода дрожала, жадно глотая дождь, пробуждаясь, готовясь выбраться из уютной колыбели берегов, чтобы...
Ольга не стала додумывать мысль, она развернулась и опрометью бросилась по тропе. Вперед-вперед-вперед. Споткнуться, сохранить равновесие, проехавшись на коленях. Подняться и снова вперед. Упасть, заскулить от боли в запястье, зажать рукой рваную рану, ощущая, как по холодной коже плывет теплая кровь.
Ее собственная кровь.
– Помогите! – закричала Ольга, вскакивая на ноги. – Помогите! Кто-нибудь! Ау!
Голос метался по лесу, захлебываясь дождем, исчезая, искажаясь, и уже сам звал, то слева, то справа, насмешливый, чужой.
– Пожа-а-алуйста!
Лес вдруг оборвался, и она снова выбежала к озеру, почти к самой воде, угольно-черной, живой под ударами капель.
Нет, она не хочет! Не хочет тонуть и...
Зашелестели заросли высокой травы, затрещали, предупреждая о приближении кого-то огромного и наверняка опасного.
Бежать надо! Немедленно бежать. Но тело вдруг отказалось подчиняться. Мышцы словно судорогой свело, лишь сердце продолжало бешено стучать, отдаваясь в висках истеричным пульсом. А звук все ближе. И вот уже тень видна, кривобокая, огромная, пугающая, совершенно нечеловеческая.
Черная тень с косой на плече.
– Эй, – сказала она, прежде чем Ольга успела потерять сознание. – Ты тут чего делаешь?
– А... а...
– Заблудилась, что ли? Вымокла вся. Погоди, – в руке существа вдруг вспыхнул яркий свет, от которого Ольга заслонилась ладонью, и смутно знакомый голос произнес: – Дачница? Кто ж такой погодой гуляет, дачница?
От облегчения Ольга разревелась; громко, по-детски всхлипывая и вытирая разодранной рукой слезы. Кровь мешалась с дождем, плыла по лицу, но страх, прежний страх ушел. Больше она не одна.
– Да ты и порезалась? Как зовут-то тебя?
– О-ольга.
– Оля, значит. А я Федор. Я сети проверял, рыба перед грозой хорошо идет... косу вот нашел. Не ты потеряла?
Вот ерунда, зачем ей коса? И зачем вообще кому-то коса на озере?
– Ну ладно, хватит уже. Пошли.
– К-куда?
– Туда. – Федор указал в сторону леса. – Согреешься, руку твою посмотрим. Да не бойся ты, не трону... красавица.
Последнее было сказано с такой откровенной насмешкой, что Ольга обиделась. Ну почти обиделась, потому как всерьез дуться на человека, который готов был вывести ее из лесу, было неблагоразумно. А неблагоразумных поступков на сегодня было совершено предостаточно.