Психологи учитывают не только слова клиента, но и то, о чем он умалчивает. Иногда надо вернуться назад, проанализировать ответ и задать те же вопросы, что и на первой консультации. Не каждый готов выложить всю подноготную, едва присев в кресло. Но когда между клиентом и психологом устанавливается доверие, клиенты становятся откровеннее. Вот тогда-то и пора заметить нечто явно отсутствующее. Обычно это то, чего стесняются: зависимости, вспыльчивость, финансовые проблемы и секс.

Мы лишь вкратце коснулись темы секса, но, поскольку он занимает важное место в отношениях, я счел необходимым вернуться к нему. Обсуждаемая проблема не касалась половых отношений, и по умолчанию я решил, что они устраивают обоих. Но теперь складывалось впечатление, что они намеренно избегают этой темы. Там и скрывалась причина эмбарго.

— Митчелл, мы уже много говорили о потребностях Имки и о том, что вы их не удовлетворяете, — сказал я. — Сейчас я хотел бы узнать, что для вас является подтверждением любви и заботы? Какого выбора вы ждете от жены?

— Да все в порядке, я… — покачал он головой, подбирая слова.

— Это секс, — перебила его Имка. — Секс дает ему чувство избранности. И, может, еще комплименты. Это он тоже любит. Если бы он был честен сейчас, то сказал бы, что ему не хватает секса. И что я редко его инициирую. Он был бы прав, я действительно редко проявляю инициативу.

Митчелл криво усмехнулся в ответ на ее откровенность, которой ему самому не хватило, и произнес:

— Да все нормально, детка.

— Все нормально? Точно? — уточнил я, намеренно делая свой тон грубоватым и произнося эти слова с нажимом. — Вы довольны вашей сексуальной жизнью и активностью жены? Вы сказали «нормально», а это слово часто, хотя и не всегда, служит фасадом для того, в чем не хочется копаться.

Митчелл помолчал, будто решая, ответить честно или продолжить гнуть свою линию.

— Нет, не доволен. Сначала был доволен. Но неприятно, когда жена тебя больше не хочет.

— И каково это — чувствовать, что жена тебя больше не хочет? — спросил я, специально повторив его фразу слово в слово, чтобы пробиться сквозь его глухую оборону. Иногда собственные слова из чужих уст звучат более весомо и убедительно.

— Ну а как вы думаете? Это обидно, блин.

— А кроме обиды? Что вы еще чувствуете?

Я впервые увидел Митчелла расстроенным.

— Да у меня все переворачивается внутри. Это больно, очень больно.

Он так сильно сжал зубы, подавляя эмоции, что на подбородке обозначилась ямочка.

— В каком месте тела вы это ощущаете? — спросил я.

Митчелл указал на сердце.

— И что вам хочется сделать, когда вы испытываете боль?

— Не знаю, ничего не хочется.

— Вы отгораживаетесь?

— Ну да. И уж конечно, мне не хочется делать всю эту фигню, которую она просит.

Вот оно, наше любовное эмбарго. Когда и кто его ввел первым, выяснять уже бесполезно. Это ничего не изменит в их отношениях. Главное — осознать, что эмбарго установлено. Оба окопались и спорят, кто кого должен выбрать первым.

Митчеллу, как и его жене, в отношениях мешала детская травма. Мальчиком он чувствовал, что недостаточно хорош для отца. Ни отметками, ни спортивными успехами, ни выбором друзей Митчеллу не удавалось заслужить его одобрения. Всю жизнь он ждал от окружающих положительного ответа на ключевой вопрос: достаточно ли я хорош? Секс и похвалы за достижения стали средством получения одобрения во взрослой жизни. Однажды, неизвестно когда, да это и неважно, Имка перестала удовлетворять его потребности, и он начал отвечать ей тем же.

Почему мы любим определенных людей

В книге Making Marriage Simple («Просто о браке») Харвилл Хендрикс предложил прекрасную формулировку: «Любовь бросает нас в страстные объятия того, кто разбередит наши старые раны, которые мы получили из-за родителей, но сделает это с самыми благими намерениями. Детские травмы всплывут на поверхность, чтобы мы их исцелили»{13}. Исцеление происходит в тот момент, когда мы совершаем акт выбора, положительно отвечающий на ключевой вопрос партнера.

Моя дипломная работа и большая часть практики № 4 базируются на эмоционально-фокусированной терапии и трудах Сью Джонсон и Лесли Гринберг. В книге «Обними меня крепче» Джонсон пишет: «Психологи тоже упускают суть проблемы. Они видят лишь верхушку айсберга. Чтобы найти первопричину проблемы, надо опуститься глубже»{14}.

Я придерживаюсь мнения, что влюбленные всегда ведут два параллельных разговора: один происходит над поверхностью воды, а другой ниже. Поверхностный уровень обычно касается обычных для каждой пары проблем, чаще всего это секс, деньги, воспитание детей и что приготовить на ужин.

На глубинном уровне ведут диалог страдающие части нашего «я». Здесь вступают в игру детские травмы, и мы спрашиваем: выбираешь ли ты меня? Покажешь ли мне, что любишь, что я в безопасности, что я имею для тебя значение, что я для тебя достаточно хорош? Будешь ли ты любить меня так, как это нужно мне?

Ко мне пары приходят за решением вопросов из поверхностного уровня. Их немало удивляет, когда я начинаю объяснять, что предмет ссоры вообще неважен или гораздо менее значим, чем подспудные диалоги.

Митчелл и Имка вели поверхностные споры о сексе и домашних делах. Несущественными эти проблемы не назовешь, но их значимость не сравнится с тем, что скрывается глубже. На глубинном уровне Митчелл просил у Имки подтверждения, что он достаточно хорош для нее, а она просила его показать ей, что она имеет для него значение.

Все мы пробуем встречаться с разными людьми в поисках идеальной пары. Нам нужен тот, кто способен не только разбередить нанесенные в детстве раны, но и, как подчеркнул Хендрикс, помочь исцелить их. В первом компоненте Митчелл