Дел тяжело вздохнул и Карен поняла, что он подошел к самому болезненному для него моменту.

— А потом ты знаешь — я попал в эту... яму. И бежал, и чудом уцелел. Я и сейчас считаю, что шансов у меня не было — просто повезло.

Она вздрогнула и плотнее прижалась к нему — ей стало не по себе от промелькнувшей внезапно мысли, что он мог и не вернуться оттуда и они бы никогда не встретились и не сидели бы здесь сейчас.

— Мэрион почти четыре месяца разыгрывала из себя любящую жену — приезжала ко мне в больницу по два-три раза в неделю, расспрашивала обо всем, вроде бы сочувствовала. Я тогда даже подумал, что все время был несправедлив к ней. А потом вышла эта газета, и тут же началось служебное расследование. За ней установили наблюдение и узнали, что у нее связь с журналистом, подписавшим статью. Я получил материалы, свидетельствующие об этом, даже их фотографии в постели—у меня в конторе работать умеют. Но я и без того мгновенно понял, что статья написана или ею, или под ее диктовку — там были вещи, которых не мог знать никто, кроме нее. И фотография — она была в моих вещах, которые ей переслали из Колумбии.

— А зачем она это сделала? — тихо спросила Карен. У нее в голове до сих пор не укладывалось, как можно было сделать такое.

— Я все думал — из-за этого журналиста. А теперь, кажется, догадался, что там было на самом деле. Я так понимаю, что Мэрион весьма рассчитывала на деньги, которые достанутся мне после смерти родителей — и получилось, что зря. Мама умерла, пока я был в плену — я даже попрощаться с ней не смог — и не оставила мне ничего, только доходы с капитала. После моей смерти и деньги, и дом должны были уйти на благотворительность — специально, чтобы ни Элинор, ни — в особенности — Мэрион, никогда не смогли ими воспользоваться. Так что я был ей больше не нужен. А разводиться с мужем, который пострадал, работая на дядю Сэма, чудом вернулся с того света и лежит в больнице — значило выставить себя в дурном свете. Другое дело, когда речь идет об убийце — тут она могла показать свою принципиальность и при этом не быть виновной стороной в бракоразводном процессе. А может, она думала, что от этой статьи я или покончу с собой, или свихнусь — мне и правда немного тогда было для этого надо. Но я слишком упрям — ты же знаешь... — губы Дела скривились в странной улыбке. Возможно, ему внезапно вспомнилось то же, что и ей — как он когда-то убеждал ее переехать к нему.

— Знаю, — кивнула Карен.

— Но эта статья, конечно, сыграла свою роль. Мэрион пришла в больницу, я показал ей газету — она ничего не отрицала и заявила, что это все правда. И я взбесился, наорал на нее и под конец ударил — не слишком сильно, но при свидетелях. И она, разумеется, с удовольствием подала на развод — теперь она была пострадавшей стороной, терпящей жестокость психически нестабильного мужа — и ободрала меня, как липку. А я попал в психбольницу — на три месяца — из-за непрекращающихся кошмаров. Вышел, купил эту квартиру — мне казалось, что в большом незнакомом городе легче будет. Ну и... знаешь, полгода назад мне исполнилось сорок пять лет. В тот вечер я сидел здесь напившись — даже в бар не пошел, прямо дома бутылку виски вылакал — и ждал очередного кошмара. И думал, что вот это и есть итог всей моей жизни — ни семьи, ни друзей, ни работы — ничего, кроме пустоты и кошмаров. Вот так. А через месяц после этого я встретил тебя...

Дел усмехнулся и погладил ее по кончику носа — Карен наморщила нос и улыбнулась, чего он и добивался. И добавил, все так же усмехаясь:

— И все-таки Мэрион не смогла переиграть мою мать — этим и объясняется сегодняшний визит. Существовало дополнение к завещанию, которое вступало в силу через год после моего развода. Помнишь, в Роузвуде меня Сэм попросил зайти — так он сказал, что раз я развелся, то деньги все-таки переходят ко мне — это и было в дополнении.

Весь день Дел был слегка рассеян и, казалось, обдумывал что-то, а за ужином неожиданно объявил, что завтра с утра уедет по делам и вернется только поздно вечером.

— Мне к Сэму надо, в Роузвуд, — объяснил он, — постараюсь вернуться к концу твоих занятий и встретить тебя. Если не успею, поезжай домой на такси — никаких автобусов и пеших прогулок по темной улице без меня.

Карен стало смешно — он забыл, что на этих самых темных улицах она была дома — много лет.

Карен весь день сидела одна — ей было тоскливо и одиноко. Дел никогда еще не уезжал так надолго.

Дел... Она никогда и не мечтала, что встретит такого человека — доброго и сильного, нежного и заботливого — самого лучшего, самого светлого.

С ним, впервые в жизни, Карен поняла, что прикосновение мужчины может быть радостью, что тело мужчины может восхищать и возбуждать ее. Своей нежностью он заставил ее забыть обо всем, что было раньше, почувствовать себя нужной и желанной — она словно начала жить заново, в прекрасном, добром и теплом мире — в мире, в котором можно было ничего не бояться, потому что рядом был он.

Дел... Кусочек сказки, по ошибке судьбы доставшийся ей — так ненадолго.

Стоило ей увидеть знакомое узкое лицо, русую прядь, упавшую на лоб, плотно сжатые губы — они могли быть такими нежными — и все вокруг преображалось, становилось светлым и радостным, словно повсюду, куда бы он не ступал, светило солнце.

Все это слишком напоминало сказку — а сказки, как известно, всегда кончаются. Он и не предполагал, как часто Карен хочется умереть — чтобы не присутствовать при конце сказки, чтобы не жить, зная, что она была — и кончилась.

Вечером она сидела, как на иголках, ожидая окончания занятий и боясь, что он ее не встретит. Но выйдя, с облегчением увидела знакомую машину и побежала к ней.

Он был там — усталый и очень довольный, обнял ее, и все снова стало хорошо. Карен уткнулась носом ему в плечо и почувствовала, как ласковые пальцы гладят ей волосы, отгоняя страх и тоску, как он прижимается губами к ее макушке, согревает теплым дыханием, шепчет что-то. Ей стало уютно и спокойно, не хотелось говорить или шевелиться — просто чувствовать его рядом. И не думать ни о чем плохом.

По дороге домой он рассказал:

— Я Кэсси видел — он тебе привет передает. И его напарник — этот молодой Ланс... с которым ты танцевала, — и она рассмеялась, услышав в его голосе ревнивые нотки.

Дел не сказал ей, что в тот день написал завещание — на всякий случай — и оставил ей все, что у него было — чтобы хоть как-то защитить ее, если его когда-нибудь не будет рядом.

Поздно ночью, когда Карен уже засыпала, он неожиданно спросил:

— Послушай, а что, если мне снова предложат назначение в Южную Америку? Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

— Хоть на край света! — в доказательство она устроилась поудобнее — подсунулась под его руку и положила голову ему на плечо.

— Тогда тебе придется выйти за меня замуж, иначе не выйдет.

— А ты возьми меня в клетке — вместе с Манци. И скажи, что мы твои домашние любимицы, — и она первая рассмеялась своей шутке.