«Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения. Нам нужна великая Россия».

Это – одновременно диагноз, программа и приговор национальным проектам последних трехсот лет.

Столыпин очень точно и емко определил силу России. Сила эта — ее культурная традиция, цивилизационный проект. Он должен быть перенесен из сферы культуры, ценностей и веры в сферу политики, экономики и повседневной социальной жизни.

Возвращение к культурным традициям означало возрождение корневого значения труда, возврат в русскую жизнь творческого начала. Это главное, что необходимо для переустройства России. Здесь – ключевое звено для того, чтобы вытянуть Россию из пропасти катастрофы. Столыпин четко понимал, что Россия больна, почти неизлечимо больна страстью к присвоению, воровству, «добыванию трофеев». Причем как в верхах, так и в низах. Десятки миллионов золотых рублей ежегодно уходили в Монте-Карло, в Баден-Баден, в Карлсбад, тратились в парижских магазинах, берлинских ресторанах, на курортах Биаррица, Бельфранша или Сен-Тропеца. Дворянство, этот никчемный хозяин богатейшей страны, вывозило ее ресурсы в Европу, питало ими развитие европейской цивилизации. Дворянство сосало кровь своей родины, обирая ее, отнимая у нее надежду на будущее.

Наряду с трофеизмом верхов, существовал не менее страшный трофеизм низов. Труд для народа перестал быть потребностью и творчеством, превратился в тяжелую, непосильную провинность. «Работа не волк, в лес не уйдет». Ни у одного народа мира нет такой горькой пословицы. Народ на своем месте ощущал, что сколько бы он не трудился, лучше жить не станет. Все отнимут либо погода, либо хозяева. И в этих условиях не труд, не сознательные усилия, направленные на повышение продуктивности своего двора, хозяйства, не улучшение работы – а грабеж, присвоение и бунт стали для народа выходом. В глубины подсознания народа проник трофеизм. Грабь награбленное, экспроприируй экспроприаторов. Ничего не делай – но получай много. Вернуть свое, преодолеть несправедливость – вот наиболее популярные мысли и чаяния русской толщи, как выражались популисты конца XIX века…

Именно в преодолении этого «духа захвата трофеев» Петр Столыпин увидел главный смысл своих реформ. Указ 9 января трактовался им как выбор между крестьянином-бездельником и крестьянином-хозяином в пользу последнего. «Всегда были и будут тунеядцы, – решительно заявил премьер. – Не на них должно ориентироваться государство. Только правоспособного, праводаровитого человека создало право собственности на Западе», — утверждал он в своем выступлении. Он говорил: «Правительство желает видеть крестьянина богатым и достаточно трудолюбивым, так как где достаток – там и конечное просвещение, там и настоящая свобода». Он в своей речи говорил, что «способный, трудолюбивый работник есть соль земли русской и потому его надо скорее освободить от тисков общины, передав ему землю в неотъемлемую собственность».

Именно в борьбе с трофеизмом, в стремлении перестроить на началах русской культуры и подлинной исторической традиции России ее экономику и политику, Столыпин видел смысл, сверхзадачу своих реформ. В этом и заключался их сакральный, священный смысл.

Поэтому уделялось такое внимание крестьянскому вопросу. Столыпин, пожалуй, вторым после Александра Освободителя, четко осознал, что без коренного переворота в народной толще, в основном теле русского социума, не совершить прорыв, не вернуть России ее цивилизационный смысл. Не обрести новое дыхание в политике, экономике и общественной жизни.

Но именно потому, что сакральный смысл столыпинских реформ был много глубже и серьезнее чисто экономических, политических и социальных преобразований, он уделял такое внимание свободе веры, свободе совести, возможностям включения в творческий процесс, в политическую, хозяйственную, социальную жизнь тех групп, которые были отвергнуты от общества. Прежде всего, староверов самых различных толков и укладов. Затем – инородцев и евреев, с их огромным творческим и одновременно протестным потенциалом.

Столыпин выказал себя и незаурядным геополитиком. Именно он выступал ярым противником сближения России с Францией, и особенно с Англией, нашим давним врагом. Гораздо разумнее представлялся ему союз с Германией. При такой смычке война в Европе, которой пахло в воздухе все сильнее и сильнее с каждым годом, была просто невозможной. Зато при блокировании русских с англо-французами распад Европы на два враждебных лагеря и кровавое столкновение между ними оказывались неминуемыми.

Петр Аркадьевич видится нам твердокаменным сторонником той точки зрения, что Россия должна изо всех сил избегать втягивания в тяжелые войны, выигрывая время для своего внутреннего укрепления, занимаясь подавлением революционного движения в собственных недрах. Эх, его бы понимание – да нашим бы сегодняшним лидерам!

«…Англия …, считая себя первой державой мира и стремясь к тому, чтобы всегда играть первую скрипку в международном концерте, вне всякого сомнения, боится того, чтобы Россия, постоянно улучшая свое экономическое и военное положение, не помешала бы ей в ее колониальной политике. Больше всего Англия боится того, чтобы Россия не проникла в Индию, хотя Россия не имеет никаких желаний захватить Индию… Англия не может не чувствовать, что эксплуатация таких стран, как Индия и другие, рано или поздно может закончиться, и тогда она не только не будет играть первой скрипки…, но и перестанет быть той великой империей, каковой является в данное время. Поэтому Англия больше всех ненавидит Россию и будет искренне радоваться, если когда-нибудь в России падет монархия, а сама Россия не будет больше великим государством и распадется на целый ряд самостоятельных республик…(выделено нами – авт.)

Ни любви, ни уважения во Франции к России нет, но вместе с тем Франция, ненавидя и боясь Германии, совершенно естественно стремится к тому, чтобы быть связанной с Россией военными союзами и договорами», – писал наш реформатор летом 1911 года. (Цитируем по работе Святослава Рыбаса «Столыпин» – Москва, 1998 г. с 195-196.)

И ведь как в воду глядел! Действительно, в Первую Мировую войну 1914-1918 гг. англичане с французами, будучи нашими «верными союзниками», попользовали нас по полной программе. Хотя Англия официально согласилась с тем, что в случае победы черноморские проливы перейдут в руки России, она специально пропустила в Черное море из Средиземного германский линейный крейсер «Гебен», который был сильнее всего устаревшего Черноморского флота России. Французы, боясь того, что немцы расправятся с ними первым ударом, уповали на «русский паровой каток», который обрушится на Германию с востока, завалит ее своими трупами и отвлечет силы фрицев с Западного фронта. Так оно и случилось: мы, не успев толком мобилизоваться, кинулись летом четырнадцатого в восточно-прусскую операцию среди озер, песков и да болот, потерпели в ней разгром – и все-таки отвлекли германца от добивания Франции. В благодарность за все это западные союзники действительно поддержали распад России на массу новых государств в 1917-1918 годах, и только большевики сорвут тогда планы раздробления страны.