уже была у двери, держа в одной руке коварно острый скальпель. Глаза ее загорелись тревогой, когда она увидела бегущую за Нари стражу.

— Бану Нахида! — вскричала она. — Что тут происходит?..

Нари ухватилась за край двери, оттолкнула Низрин в сторону и влетела в лазарет.

— Прости меня, — выдохнула она, прежде чем вытолкнуть Низрин наружу и захлопнуть дверь перед ее недоуменным лицом. Она развернулась, прижала ладони к затейливой металлической решетке на закрытой двери и потащила ее вниз, стеная от боли, когда штыри впивались ей в кожу; ее кровь теперь капала на декоративные панели.

— Защити меня, — уверенно сказала она на дивасти; она, готовясь к осуществлению своего замысла, несколько раз опробовала этот магический трюк.

Она его опробовала… но сейчас ничего не случилось.

Нари запаниковала, она продолжала удерживать дверь, хотя Низрин колотила по ней с другой стороны.

Нари ударила по двери ногой и выругалась громко по-арабски:

— Да черт тебя побери, я сказала: «Защити меня!»

Кровь задымилась — ее кровь, кровь и магия народа, который много столетий назад построил все это. Нари подалась назад, когда металлическая решетка слилась со стеной, надежно заперев дверь за мгновение до того, когда что-то тяжелое ударило по ней со стороны коридора.

До нее доносились приглушенные голоса, спорящие по другую сторону двери, включая и голос Мунтадира, явно звучавший раздраженно. Она никогда не слышала его таким рассерженным, а с учетом того, что они вот уже три года состояли в браке и довольно часто ссорились, это говорило о многом.

В дверь снова заколотили.

— Бану Нари! — услышала она крик Низрин. Судя по тревожным ноткам в ее голосе, она, вероятно, узнала, что именно украла Нари. — Пожалуйста, впусти меня. Мы можем обсудить это.

— Извини! — пропела Нари. — Дверь… Ты же знаешь, какой непредсказуемой может быть дворцовая магия!

Поднос у нее за спиной свалился на пол. Нари повернулась и увидела удивленные глаза своих пациентов и помощников. Сегодня днем в лазарете все было спокойно, а под «спокойно» она имела в виду, что лазарет был не настолько переполнен, чтобы людей в буквальном смысле приходилось выталкивать в сад. Все сто кроватей были заняты — они теперь всегда были заняты, — но лишь к немногим из ее больных приходили посетители.

Нари посмотрела на них строгим взглядом, потом кивком головы показала на дверь.

— Если кто подойдет к этой двери, у него будут чумные язвы в некоторых довольно неудобных местах. Ясно?

Никто ей не ответил, но многие побледнели и подались назад, как бы говоря, что они поняли. Нари быстро прошла по лазарету в свой приватный кабинет и задернула за собой занавес на двери, пытаясь игнорировать стуки в дверь и взбешенные — и необычно подробные — угрозы Мунтадира. Только теперь она достала осколок белого камня, который засунула себе в бюстгальтер в сокровищнице. Размером он был с ее большой палец и, хотя блестел на свету, в остальном ничем особенным не отличался.

Послышался какой-то нервный шорох, а потом перед ней появилась невысокая женщина-дэва с серебряными волосами — она вышла из того места, где пряталась за грудой текстов.

— Это он и есть? — с надеждой спросила она.

Нари посмотрела на осколок.

— Если ты веришь в легенды. — Потому что, если верить легендам, кроме этого крохотного белого камушка, от Ирама — легендарного города колонн — не осталось ничего. Нари знала противоречивые истории об Ираме. Дома в Каире она слышала рассказ о том, что некий город был уничтожен за пороки жителей тысячи лет назад. Некоторые из джиннов возражали, говорили, что людей по большому счету там не должно было быть и что их предки ниоткуда не могли знать, насколько разрушительны могут быть небесные огненные ветра.

Но Нари интересовал фрагмент из Ирама не в связи с историей.

Этот фрагмент был нужен ей, поскольку явно был единственным средством излечения от одного из самых коварных проклятий в мире: потери собственных магических способностей. И Нари случайно прочла об этом эффекте только в одном нахидском тексте, в котором говорилось о том, насколько коварно непредсказуемой была процедура восстановления этой способности. А еще после проведения этой процедуры ей придется уничтожить ирамский фрагмент — этот камушек настолько ценился, что немногие артефакты из него хранились в сокровищнице. Чтобы попасть в сокровищницу без сопровождения, ей пришлось устроить Мунтадиру скандал по поводу своего приданого — уловка, которая, на ее взгляд, вряд ли сработала бы во второй раз.

Женщина-дэва — звали ее Деларам — подошла к ней, заламывая руки.

— Вы уверены в этом, Бану Нахида? Я не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности. Я не стою такого риска.

— Ты мой пациент, а потому стоишь любого риска, — категорически заявила Нари. Она подошла к своему столу, вытащила Нахидские заметки, лежавшие между двумя арабскими книгами; на ее рабочем столе вечно царил кавардак, чтобы отбить у потенциальных шпионов желание покопаться в том, что у нее есть. Она провела пальцами по древней бумаге, отметила чернильные пятна и витиеватый почерк, каким давным-давно писали ее предки. Она так часто читала записки, что знала их наизусть, но ощущение чего-то материального, читанного ее легендарными родственниками, чего-то, помнившего их прикосновения, поднимало ей настроение.

И Деларам стоила того — она утратила свои магические способности, когда ее жестокий муж наложил на нее проклятие. Потом случилось так, что ее злоключение и стало причиной, побудившей Нари предпринять поиски средства от недуга Деларам, которая прожила последние несколько десятилетий жизни, убирая, подметая и раскладывая по местам в Большом храме книги библиотеки, после того как по ней проносился разрушительный научный циклон в лице жаждущих знаний студентов. Она была настолько усердна в своей работе — и в приведении в порядок этого хранилища знаний, — что ей удалось обнаружить не меньше дюжины нахидских текстов, которые были спрятаны под досками пола, засунуты в щели.

Но эта работа не перевела ее в разряд знати. Не сделала джинном. Уборщица-дэва не стоила «уничтожения такого ценного артефакта», а потому Нари отказали в ее просьбе, когда она затребовала ирамский фрагмент, хотя она и утверждала, что проклятие укорачивает жизнь Деларам.

«У меня и в самом деле не было иного выбора, только украсть его». Нари подбросила камушек, поймала и приступила к работе.

Пока она отсутствовала, огонь в кострище погас, остались одни чадящие угли. «Наар», — приказала она, и ответом ей были вспыхнувшие языки пламени, они потрескивали и пощелкивали, подбираясь к ее пальцам. Жар коснулся ее лица, но не опалил. Нари опустилась на колени, вытащила из-под ближайшего