* * *

Известность нынешнему поколению зрителей принесла актрисе работа с Александром Роу. В «Морозке» она сыграла слепую старушку, которую Иван с медвежьей головой пронес через весь лес к ее дому.

— А вот это мои хоро-о-омы! — растягивая слова, пропела бабка. — Спасибо тебе, роди-и-имый, спасибо, краса-а-авец!

— Да ты что, издеваешься? — рассвирепел заколдованный Иван. — Какой я красавец? Не видишь, что ли?

Маленькая женщина смешно съежилась на пенечке и, хитро прищурившись, объяснила:

— Да, уж почитай годков пять не вижу! Осле-е-епла!

Расстроенный Иван бредет по лесу дальше и натыкается на старушечью палку. «Клюка-то бабкина… Отнести бы надо», — задумывается он и превращается обратно в человека. И становится очевидно, что маленькая старушка появилась на пути героя не просто так.

В сказке «Варвара-краса, длинная коса» добрая нянька Степанида заменила подводной принцессе и мать, и бабушку, и подругу. Она рассказала красавице Варваре о земной жизни и человеческих чувствах. Именно благодаря старой няньке дочь уродливого Чуда-Юда выросла человеком. Прообразом Степаниды стала сама актриса. Она постоянно заботилась о ком-то, стараясь, чтобы всем вокруг было уютно и легко.

На съемках «Братьев Карамазовых» Варвара Александровна опекала Лионеллу Пырьеву, актрису и молодую жену главного советского кинорежиссера. Иван Александрович одобрял эту привязанность и даже иногда сам просил Попову приглядеть за супругой. Отправляясь в Ялту работать у Роу, Варвара Александровна приглашала с собой и Лионеллу.

«Она почему-то все время переживала за других, когда самой приходилось очень трудно, — рассказала мне Лионелла Пырьева. — Она еще во время съемок „Карамазовых“ решила избавить меня от быта, все время ходила вокруг и опекала. Особенно после смерти Ивана Александровича, когда фильм доснимали уже без него. Однажды настигла меня в костюмерной и предложила покушать — принесла в мисочке домашнюю пищу. Это было так трогательно! В ней удивительно сохранилась какая-то детскость, Варвара Александровна была очень жизнерадостным и озорным человеком».

Точно так же, как в случае с театром, Варвара Попова неожиданно исчезла и с киноэкранов. Ее светлый облик остался запечатленным в немногих фильмах. На премьеры актриса никогда не ходила — стеснялась. Пригласительные билеты опять-таки отдавала родным.

* * *

Работа в театре, съемки в кино, безработица — ничто не отвлекало Варвару Александровну от главного в ее жизни, от друзей. С утра до позднего вечера она ходила по всему дому, навещая соседей-вахтанговцев по несколько раз в день. Она была в курсе всех событий, знала все сплетни и с удовольствием передавала их дальше. Она не была злопыхательницей, просто ей было интересно абсолютно все.

Наталья Захава вспоминает: «Не очень счастливый человек, Варвара Александровна была невероятно открытой и жизнелюбивой. Ну, как передать на словах ее доброту? Вспоминается такой дурацкий случай. В ту пору, когда трудно было достать абсолютно все, нашей семье потребовались лекарства. Слабительные. И вдруг Варвара появляется в нашей квартире с охапкой пургена. Широким, театральным жестом она рассыпает таблетки по столу и восклицает: „Срите на здоровье!“»

У нее была страсть — оперные певицы. Началось все с Обуховой, Варвара ее обожала. Потом переключилась на Максакову. Знала, когда по радио будут передавать ее выступления, и бежала к нам: «Включайте Максакову, скорее!» Ну, а последней ее страстью была Образцова. Варвара каким-то чудом доставала билеты в Большой театр и не пропускала ни одного спектакля с ее участием. Это, действительно, была страсть.

Помню, отец уже давно с нами не жил, и однажды, навещая нас, встретился с Поповой. Искренне обрадовался: «Варвара, дорогая, как ты живешь?» Варвара Александровна засмущалась и выдала: «Да я все по Большому хожу!» Отец застыл на месте и подумал, что Варька совсем рехнулась. Как же мы смеялись.

В нашем доме все называли друг друга именно так: Варька, Машка, Сашка, Ирка… С возрастом у мамы начал развиваться склероз, она стала путать слова. Холодильник называла телевизором. Однажды она убрала в холодильник сахар и решила пожаловаться подруге:

— Варька, ты представляешь, я вчера в телевизор поставила сахарницу!

— Как?

— Вот такая я стала рассеянная.

Варвара встала, обошла телевизор со всех сторон и спросила:

— Машка! А как же ты его открыла?

Они любили рассматривать старые фотографии. У Варвары Александровны не было ни альбомов, ни собственного архива, и она приходила к маме смотреть, что есть у нее. И как-то вдруг обнаружилось, что из маминого альбома пропала фотография Ивана Кудрявцева — первого возлюбленного Варвары. Естественно, подозрение пало на Попову. Стали выяснять отношения, чуть не поругались.

— Варьк, ну признайся! Мне ж не жалко! Ты только скажи, что взяла. Не могла же фотография просто взять и улетучиться!

— Не брала! — отказывалась Варвара. — Честное слово, я здесь не при чем!

Когда мама умерла, Варвара Александровна вошла к ней в комнату, встала на колени и воскликнула: «Машенька, прости! Но фотографию Вани я у тебя, правда, не брала…»

Варвара Попова безумно любила сына. Но ее консервативность в жизни распространялась и на заботу о нем. Варвара Александровна долго не могла смириться с его разводом и привыкнуть к новой снохе. Постоянно звонила Светлане Радченко и интересовалась ее заботами и успехами в Центральном детском театре, где та играла много лет.

«Алеша тоже не мог простить моего ухода, — вспоминает Светлана Ивановна. — При встрече даже переходил на другую сторону. А когда у меня родилась дочь, Варвара Александровна была уверена, что это ребенок от Алексея, а не от второго мужа. Постоянно спрашивала — как Маша? И даже заставила Алешу сходить в школу на какой-то детский праздник, посмотреть на девочку».

Денег у Варвары Александровны не было никогда. Никаких концертов, подработок. Кроме пенсии, только гонорары за съемки и плата от квартирантов. Сколько их сменилось, никто из соседей точно сказать не может. Жил директор Музея Толстого, жил кубинец Мануэль, жили молодые актрисы Вахтанговского театра. Попова очень их любила, но могла и поозоровать. Однажды призналась подругам:

— Очень хочется украсть у моей квартирантки коврик. Так хочется, что спасу нет.

— Зачем тебе ее коврик, Варька? Чего ты выдумываешь?

— Вы не понимаете… Вот придет она домой, хватится — а коврика нет! Интересно же будет понаблюдать за ее реакцией!

У самой Варвары Александровны не было ничего. Если ей что-то дарили, она тут же передаривала это кому-нибудь другому. Чтобы сделать приятное.

«Питалась она тоже оригинально, — рассказывает Светлана Ивановна. — Откроет кран, нальет водички в миску, натрет редьку, картошку, покрошит черный хлеб, посолит, добавит постного масла — и все. Еда ее не интересовала. Зато чистюля была страшная, в ее доме