— Какие глупости вы говорите, Патен! — оборвал его капитан Бонье. — Мы тысячу раз пересекали пустыню при любых погодных условиях, какие только можно себе представить, и никогда не видели ничего подобного. Думаю, нам следует вернуться: у нас нет шансов выжить в подобном месте, если мы будем двигаться в том направлении.

Жобер в гневе повернулся к нему:

— Я не спрашивал вашего мнения, Бонье, а цель нашей экспедиции состоит именно в том, чтобы проникнуть в тот район и выяснить наконец, что там происходит… В сущности, эти пыльные вихри могут быть одной из причин. Мы осторожно подойдем поближе, постараемся не рисковать, но нужно выяснить, в чем там дело.

Капитан Бонье больше не раскрывал рта, так что поход продолжился в полной тишине, однако офицер беспокойно оглядывался по сторонам, словно чувствовал постепенно сгущавшуюся над ними опасность.

Они добрались до совершенно пустынной территории, и Жобер понял, что больше нельзя идти днем из-за нестерпимой жары. Солнце, едва показавшись над горизонтом, заливало барханы потоками огня, и через час воздух превращался в раскаленную плазму, обжигавшую горло и ноздри, прерывая дыхание. А пыльные вихри продолжали кружиться на горизонте, словно колонна не продвинулась вперед ни на метр.

— Вы все еще уверены в своей метеорологической теории, Патен? — спросил капитан Бонье.

Топограф не ответил, полковник Жобер тоже не произнес ни слова. Солдаты продолжали свой путь в молчании, чтобы не опалить горло, да и движение отнимало все силы.

На третий день Жобер приказал сделать привал сразу же после заката и лично расставил часовых вокруг лагеря, покуда легионеры расстилали на песке свои подстилки и готовили ужин из постепенно скудевших припасов. Капитан Бонье, предельно внимательный ко всем подробностям окружавшего их ландшафта, не заметил во мраке, почти мгновенно накрывшем лагерь, торчащий из земли камень с высеченным на нем изображением скорпиона и едва различимые в темноте скелеты и оружие древних воинов, полуразрушенные ветром и песком.

Около двух часов ночи капитан Бонье проснулся: ему почудились какие-то подозрительные звуки, и тут он заметил вдали странный свет, красноватый отблеск, словно за барханами, видневшимися на горизонте с южной стороны, горел костер. Часовые тоже это заметили и собирались разбудить командира. Он знаком велел им оставаться на местах и пошел к Жоберу.

— Полковник, взгляните вон туда.

Тот встал и поднялся на небольшое возвышение, чтобы получше разглядеть странное явление.

— Что это может быть?

— Не знаю, — сказал капитан Бонье. — Вероятно, какой-то феномен, связанный с преломлением света. Больше мне ничего в голову не приходит.

— Пожалуй, вы правы, Бонье, наверняка так и есть. Успокойте часовых и давайте спать. Подъем назначен за час до рассвета, с завтрашнего дня мы будем идти по три часа утром и вечером, а днем разбивать лагерь и пережидать в тени, чтобы не расходовать понапрасну воду и силы. Норма воды — три литра на человека. Если в течение трех дней не найдем колодца, вернемся обратно.

Бонье постарался объяснить часовым странное свечение и успокоить их своим хладнокровием, потом снова лег, но не сомкнул глаз, готовый уловить малейший сигнал тревоги в ускользающей бесконечности этой коварной земли. До рассвета оставалось совсем немного, когда ему почудились странные звуки, похожие на крики неизвестных животных, но ничего нельзя было различить в плотной темноте, сгущавшейся за границами лагеря.

Красноватое сияние на горизонте тем временем почти исчезло. Он убедил себя, что это и в самом деле всего лишь результат преломления света, и задремал, сломленный усталостью.

Бонье проснулся внезапно, разбуженный душераздирающими воплями часовых, разрубаемых на куски напавшими врасплох полчищами врагов: они выскакивали из песка со всех сторон и наносили убийственные удары чем-то вроде серпов, прикрепленных к рукам.

— Блемии! — закричал Бонье, разглядев закрытые лица, отвратительные татуировки на груди и невиданное оружие.

Жобер стоял посреди лагеря, обнажив саблю, и кричал что было сил:

— Стройтесь в квадрат, в квадрат! Образуйте квадрат, скорее! Скорее!

Но людям не удавалось сбиться вместе, поскольку враги были повсюду, атакуя со всех сторон. Многие, сражаясь с одним противником, получали в спину удар от второго, мгновенно выросшего из песка.

Кто-то пытался вскочить в седло, но лошади, привыкшие к огнестрельному оружию, обезумели при виде этих существ, словно перед ними были свирепые хищники, и с испуганным ржанием разбегались, брыкаясь и вставая на дыбы.

Лишь тридцати легионерам удалось встать квадратом вокруг Жобера, среди них был и капитан Бонье. Плечом к плечу, в два ряда, первый из которых стоял, преклонив колено, второй — в полный рост, они стреляли без остановки, попадая в тела врагов со смертоносной точностью, но энергия и жизненная сила блемиев, казалось, были неистощимы. Многие из них, дважды раненные, снова поднимались и падали под выстрелами, только лишившись последней капли крови. На легионеров, оказавшихся вне квадрата, они бросались стаями, словно дикие звери на добычу, и крики жертв были столь душераздирающими, что Жобер, решив, будто эти чудовища живьем раздирают солдат на куски, приказал стрелять по товарищам, попавшим в окружение.

Борьба оказалась неравной, и хотя земля вокруг была усеяна телами блемиев, Жобер понимал, что жить им осталось лишь несколько минут. Он перезаряжал пистолет каждый раз, когда в магазине оставался последний патрон, не желая сдаваться живым. Ему пришлось воспользоваться и саблей, но нужно было несколько раз проткнуть ею врага, прежде чем тот падал замертво.

Они не кричали, даже получая ужасные раны, — испускали дикий вой, гораздо более страшный, нежели самый душераздирающий крик.

Он видел, как пал Бонье с отрубленной рукой и вспоротым животом, а за ним Патен, которому враг одним взмахом жуткого серпа снес голову. Душа его полнилась ужасом, голова трещала, сердце билось так сильно, что он почти задыхался. Такого с ним никогда прежде не случалось, даже во время самых яростных сражений.

Он подумал: «Вот сейчас!» — увидев, как один за другим погибли последние из его солдат, но в это мгновение воздух прорезали ружейные выстрелы, потом еще и еще, и пустыня огласилась громкими криками и топотом сотен лошадей. Он медленно, словно во сне, обернулся и увидел эскадрон всадников с пурпурным знаменем впереди, показавшийся из-за голубоватого бархана, — то были воины Калат-Халлаки!

Они атаковали блемиев сплошной стеной, так что между конями не оставалось промежутков, а интенсивный огонь накрыл смертоносной волной каждую пядь пустыни. Жобер понял, что каким-то чудом остался невредим, когда эскадрон, обтекая его, погнал врага прочь. Истощив запас пуль, воины схватили алебарды и нанизывали на них блемиев, словно рыб, а потом многие метры тащили их за собой по песку и выдергивали древко, только увидев, что те испустили дух. Они убили всех, потому что ни один не обратился в бегство, не сдался и не бросил оружие, потом собрались вокруг своего предводителя, огласив воздух торжествующими криками. Затем по его знаку поскакали назад, пропав там, откуда появились.