Мэтр вертел в руках редко извлекаемую им на свет божий трубку с каменной чашечкой и мундштуком из дерева причудливой фактуры. Бросив на меня короткий взгляд, он покачал головой.

– Даже если бы у них была фотографическая память, – усмехнулся он, – и они перерисовали бы мне ту надпись, как говорится, один к одному, вряд ли от этого было бы много толку. Прочитать ее как надо смог бы только ты, если бы изучал эти письмена с детства и если бы ты был в курсе дела. Тебя за такого и приняли.

– За кого? – не понял я и добавил: – Учитель, ты очень мало со мной говоришь о единственном деле, которое меня здесь интересует. Я до сих пор не понимаю, кто такие эти Темные. Если это, конечно, они забрали брата и охотятся на меня…

Учитель смотрел на Меня поверх своей трубки оценивающим взглядом:

– Понимаешь… – Тут он описал трубкой неопределенную кривую в пространстве. – До некоторого момента тебе самому надо было из разговоров с равными тебе, из россказней, слухов… из всяческих недостоверных писаний… – Он повел трубкой в сторону полок с книгами и рукописями, разложенными на них. – Из всего этого составить свое впечатление о том, с чем ты имеешь дело. Сразу узнавать много о таких вещах просто опасно. Раннее и не переваренное знание всегда толкает к гибели – через поспешные, необдуманные поступки. А иногда и к худшему.

– Ты имеешь в виду… – начал я.

– Я имею в виду, – уже не задумчиво, а четко и со значением произнес Учитель, – то, что часто осознание реальной силы противника опаснее невежества. Оно порой лишает воли. И еще я имею в виду – это еще важнее, – что осознание реальных движущих мотивов противника может на определенном этапе породить к нему некую симпатию. Толкнуть в его объятия. Особенно того, кто имел целью бороться с ним отнюдь не добровольно.

– Ты думаешь, что я смогу предать, Учитель? – задал я риторический вопрос.

Задал его только потому, что сказать в ответ на слова мэтра было абсолютно нечего.

– Что значит предать?

Мэтр встал из кресла, подошел к камину и принялся набивать трубку смесью разных сортов табака из кисета, лежавшего на каминной полке.

– Предать, – сказал он, – может только тот, кто добровольно присягнул на верность общему с тобой делу. Ты же открыто и честно признался, что ты, Сергей, этому миру чужд. Что мечтаешь его покинуть, рука об руку с братом. Я ценю твою честность. И поэтому не назову твой уход от нас – пусть даже к нашим врагам – предательством и изменой. Хотя все это, конечно, всего лишь моральная сторона вопроса. В любом случае я должен помешать такому… И не только я, но и все, кто к тебе приставлен. И в выборе средств никто, поверь, стесняться не будет. Впрочем, к чему мне запугивать тебя? Ты и сам все прекрасно понимаешь. Давай я тем и ограничусь, что только попытаюсь ответить на твои вопросы.

Он закончил свой ритуал и принялся неуклюжими щипцами искать в камине подходящий уголек – разжечь трубку.

– Ну, во-первых: за кого тебя принял наш противник? Считай, что почти за своего союзника, за уклоняющегося мага. Есть такая категория. Как правило, из провинившихся и сбежавших в вашу Вселенную. Так что ты, с их точки зрения, был достаточно загадочным явлением. Хотя и не очень.

Необходимый уголек нашелся, и клубы ароматного дыма начали наполнять комнату.

– Ты, надеюсь, внимательно прочитал те места в книге, которую перевели для вашего покойного приятеля, что относились к тому Знаку, которым столь легкомысленно решили украсить себя. По крайней мере, этот Шуйский должен был хорошо объяснить вам его смысл и значение. Да и те выдержки из наших источников, которые я тебе дал, тоже должны были помочь в понимании того, что тебе должен дать такой Знак. И всяческие досужие сплетни, которые не могли не доходить до твоих ушей. Итак, расскажи мне для начала, что тебе самому удалось узнать обо всем этом.

Этот вопрос не был для меня неожиданным. Наоборот, я давно ожидал его.

– Насколько я понял, Учитель, – ответил я, стараясь выдерживать принятый здесь стиль общения, – этот Знак придает тому, кто с ним родился, способность использовать зло во благо. Вот про тех, кому Знак достался не от рождения, во всех этих книгах и текстах не говорится ровным счетом ничего. Кроме разве что той книги про татуировки…

– Вот именно, – кивнул Учитель почти одобрительно. – Это сочинение Якоба Левого – очень важный узелок на той нити, что связывает твой мир и этот. Но об этом чуть позже. Сейчас – о главном. Ты выбрал очень двусмысленный Знак. Знак, который воплощает в себе саму идею соблазна. Ведь именно соблазном и силен Лукавый. По крайней мере тот, что имеют в виду ваши библейские иносказания. Поэтому помеченные этим Знаком притягивают к себе силы, ставящие перед собой совершенно противоположные цели. В любом конкретном раскладе сил их всегда очень удобно делить на плохие и хорошие. Светлые и Темные.

Он замолчал. И поглядел на меня, иронически склонив голову набок.

– Насколько я помню, Сергей, у вас были свои соображения насчет того, что добро и зло слишком часто меняются местами, чтобы поверить, что и то и другое существует в чистом виде?

Я припомнил, что и впрямь говорил нечто в этом духе, и кивнул.

– Это, по-моему, очевидно.

– Гм… – Учитель провел ладонью между глазами и огнем камина. – И высказывания одного из популярных у вас авторов о том, что не бывает света без тьмы, тебе, наверное, тоже близки?

– У Булгакова сказано как-то немного по-другому, – постарался припомнить я.

– Но смысл его слов примерно такой, – улыбнулся мэтр. – Кстати, ты не забыл, что один из его героев именно за неудачную шутку о свете и тьме был наказан тем, что довольно долго подвизался в свите того, кого автор окрестил Воландом?

– Это, Учитель, предупреждение, чтобы я не слишком увлекался такой философией? – осведомился я.

– Да нет… – снова улыбнулся Учитель своей всегда чуть сдержанной улыбкой. – Я веду речь к тому, что Темные не так уж и беспросветно темны, как их рисуют в ходячих байках. А Светлые – не так уж и светлы, как хотели бы выглядеть. В конце концов, они лишь видят в нас опасность для своего мира и для самого своего существования и стараются эту опасность устранить. Можно ли за это винить? Ты можешь мне изложить в двух словах, как тебе представляется расстановка сил в этом мире? Разумеется, из того, что ты узнал о нем самостоятельно.

Эта задачка была, конечно, посложнее.

– В основном, – начал я, – все, кто желал вообще поговорить о Темных…

Я замялся, и мэтр подтолкнул забуксовавший маховик моих откровений, вставив с едва заметной иронией:

– И, верно, таких желающих было не особенно много?

– Да, – признал я. – У меня как-то сложилось впечатление, что чем больше человек знает о Темных и их проделках, тем меньше он обо всем этом распространяется…

– Так со многими вещами обстоит дело… – пожал плечами Учитель. – И все-таки, что же ты получил в сухом остатке?