В подворотне перед Елисейскими полями обратил внимание на грудастую девицу в недоюбке – точь-в-точь, как в «Бриллиантовой руке». Она улыбнулась, а у меня вырвалось:

– Руссо-туристо, облико морале, ферштейн?

– Привет соотечественникам! – вдруг засмеялась девица и подмигнула.

– Русская? – опешил я и обрадовался родной речи.

– Уфа, – ответила она. – Развлечься хочешь? Россиянам скидки.

Я моргнул. Если честно, я брезгливый, но тут такой тоской затопило, что я сказал:

– Развлёкся уже по горло, а поговорить не с кем.

– Ну, это не по моей части, – хмыкнула девица, как-то сразу расслабившись и переставая выпячивать грудищу. – У меня тариф.

В голове звякнуло, что дальше мне уже скатываться некуда, но я ответил:

– Заплачу по тарифу. Могу вперёд. – В конце концов, представительница древней профессии может знать, что нужно женщине, которой не известно, что нужно…

* * *

В маленьком французском кафе, где, как и везде, круглые столики ютились на каждом свободном метре, девица по имени Алина отпила латтэ из большой чашки и сказала после того, как я изложил факты:

– Нет, ты, конечно, клиент и всё такое, но ты, реально, козёл.

– Почему? Обоснуй.

– Ты в натуре не понимаешь, что девушка будет чувствовать после всего этого?

– И что же? Я просто хотел…

– Прижать, отомстить, поиметь?

У меня во рту пересохло.

– Я хотел, чтобы она перестала вести себя так, чтобы поняла, что…

– Что ты главный, и рядом не стоит рта раскрывать против, да? Ведь она прыгнула к тебе в постель и больше нечем крыть?

– Не совсем, я не…

– А выглядит так.

– Твои рекомендации. Как профессионала.

– Я бы повелась на какой-нибудь крутой подарок, типа машины, но твоя Вика не поведётся. Я таких не понимаю, но они тоже на свете водятся. То бишь остаются цветы, извинения, между ними – подарки поромантичнее. И настройся, что сразу она тебя не простит. Может, конечно, вообще не простит. Но тут уж тебе решать, надо это всё тебе или не надо.

– Надо.

– Тогда удивляй. Готовь безумные романтические жесты – такие, на которые удав был бы не способен.

– Например?

– Миллион алых роз, – расхохоталась она.

– А где тут цветы заказывают? – оживился я. – Сейчас, ручку попрошу у официанта.

– А знаешь, – ещё громче засмеялась Алина, – твоя Вика права: ты точно биоробот.

– Если бы ты работала у меня на предприятии, сейчас бы наложил на тебя штрафные санкции, – буркнул я. – И премии бы лишил.

– Тебе не повезло: у меня свободный бизнес и предоплата, – скалилась Алина.

– Ладно, проехали. Предлагай ещё варианты «безумных романтических жестов», – я забрал-таки ручку у официанта, развернул салфетку. Выложил ещё пару купюр на стол: – Вот. За креатив доплачиваю.

– Хохо, тиран, но щедрый. Придётся включать вдохновение! – Ещё смеясь, Алина загребла евро, обернулась и показала мне благообразную старушку лет под сто, мечтательно застывшую перед чашечкой кофе у окна. – Вот кто нам поможет: человек со вкусом и опытом. Мадам Воронцовская, дворянских кровей между прочим. Говорят, по ней когда-то сох весь Париж. Может, и врут, но бабка – что надо. Пойдём, щедрый клиент, если готов расщедриться на бутылку дорогого вина…

– Хоть на три, – сказал я и решительно встал.

* * *

Вы видели когда-нибудь, как старушка преображается в женщину? Не с молодильными яблочками, а в настоящей жизни? Именно это произошло с мадам Воронцовской, стоило мне подойти к её столику. Поворот головы, мгновенно включённый взгляд: интрига с поволокой. Просто вау! Я многозначительно глянул на свою помощницу: учись, Алина, – чтобы не в подворотне стоять, а раскручивать лордов на пол состояния. Возле такого очаровательно скрытого кокетства, подаренного мне полувзглядом девяностолетней женщины, как-то само собой вышло встать по-гусарски, представиться и спросить:

– Прошу прощения, мадам, вы позволите?

– Пожалуйте, молодой человек, – с французским прононсом ответила старушенция.

Алина приземлилась рядом без всяких экивоков.

– Мадам Лили, бонжур! Я рискнула сказать этому мсьё, что вы сможете нам помочь.

– Оригинально, Алин, в чём же?

– У мсьё серьёзная проблема: он ничего не понимает в романтике.

Старушка посмотрела на меня, как на инвалида:

– Какая жалость, такой красивый мальчик! Вы немного похожи на моего второго мужа, он был художником, точнее мы так и не расписались, потому что официально я ещё была замужем за Сержем, он не давал развода, и я просто сбежала с Франсуа за океан, мы были с ним так счастливы, не то, что с Сержем; вы знаете, эти вынужденные браки, когда вмешиваются родители и настаивают на скучнейшем мужчине, называя его «хорошей партией», они ни к чему не приводят, особенно тех, кто ищет в жизни искренних чувств и большой любви, вы согласны? – на одном дыхании выпалила мадам Воронцовская, поправила локон на виске и посмотрела на меня.

С трудом выношу такое обилие слов, но положение обязывало, и я просто сказал:

– Да, – и подозвал официанта.

Всё в этой престарелой женщине было невозможно женственным. Я вообще не обращаю на подобное внимание, отмечаю только: красиво-не красиво. Однако передо мной сидела настоящая дама. Музейный экспонат женственности под названием «Угасшая красота». Каждая деталь была точно подобрана и дополняла образ, словно его составлял гримёр для спектакля «Дама с собачкой. Сто лет спустя»: серебряные серьги, оттягивающие немного мочки ушей, уложенные поредевшие локоны, бежевая шляпка, надетая со старомодным кокетством, изгиб бровей, лёгкая косметика на морщинистом лице, жемчужная нить, проглядывающая из-под бежевого пальто шёлковая блузка, перстень. И запах духов. Готов поклясться: это были «Шанель № 5», хотя я ни черта в духах не разбираюсь. Покупаю только один парфюм, который мне нравится, всегда один и тот же. Но тут всё было иначе: детали не бросались в глаза, но на них невозможно было не обратить внимание.

Я заказал вина, на которое указала Алина. Мадам Воронцовская рассматривала меня, кажется, с не меньшим интересом, чем я – её.

– Романтика – это прекрасно, – проговорила мадам с томным взглядом, – женщина ждёт от мужчины героизма, штурма крепости, сражения с драконом, решительности, готовности положить всё у её ног, и в этом снискать своё счастье. Нет ничего хуже нерешительных мужчин, которые не знают, что им нужно.

– Я знаю. Но ныне с драконами напряжёнка, – улыбнулся я.

Старушка рассмеялась.

– Всё зависит от ваших чувств, и от девушки, конечно. Для одной героем станет тот, кто примет возлюбленную, к примеру, со всеми её пороками и в недостатках будет видеть достоинства; для другой – герой – тот, кто готов решить проблемы – ведь они есть у каждой женщины – финансовые, семейные, о-ляля, всего не перечесть. А порой драконом может стать официальный муж или отец, который выдаёт замуж за другого, чинит препятствия, словно речь идёт о Монтекки и Капулетти; или общество, говорящее: девушка, которая работала в дансинге, не может стать женой приличному человеку, и вот настоящий герой выходит один против всех и побеждает, получая всё. Или напротив, теряет. Знаете ли, английский король Эдуард как раз перед войной отказался от короны ради любви – да-да так и было! – мадам Воронцовская перевела дух, словно это тоже произошло с ней, и добавила: – Драконов много, молодой человек, просто они прячутся под разной личиной. И, поверьте, всегда найдётся, кого побеждать!