Он направился в центр рощи, где можно было выбрать дерево со стволом нужного размера, гладкости и округлости. Мягкий мох пружинил под ногами. Кунта углублялся в рощу, и воздух здесь был влажным и холодным. Солнце не поднялось еще достаточно высоко, чтобы его лучи проникли сквозь густую листву. Положив оружие и топор у поваленного ствола, он бродил по роще, осматривая и ощупывая разные деревья и выбирая подходящее – чуть больше, чем ему нужно, ведь дерево должно было усохнуть. Он склонился над подходящим бревном и вдруг услышал резкий хруст сломавшегося сучка, а потом громкий крик попугая над головой. Наверное, собака вернулась, подумал он. Но тут же понял, что взрослая собака никогда не сломает сучка. Кунта мгновенно развернулся и словно в тумане увидел белое лицо, поднятую тяжелую дубинку, услышал тяжелые шаги. Тубоб! Он резко поднял ногу и ударил человека в живот. Живот был мягкий. Кунта услышал крик. Что-то тяжелое и твердое обрушилось на затылок Кунты и соскользнуло на его плечо. Зашипев от боли, Кунта повернулся спиной к мужчине, который, скорчившись, лежал у его ног, и замолотил кулаками по лицам двух чернокожих. Черные набросились на него с большим мешком. Другой тубоб размахивал короткой, толстой дубинкой – на этот раз Кунте удалось увернуться.

Ему нужно было какое-то оружие. Кунта прыгнул на своих преследователей – он кусался, царапался, наносил удары кулаками и коленями… Он даже не чувствовал боли от ударов дубинкой по спине. На него набросились трое. Земля пружинила под их весом. Чье-то колено ударило Кунту по спине – от боли у него перехватило дыхание. Он раскрыл рот и впился в чужую плоть. Зубы его кусали и рвали врага. Онемевшие пальцы нащупали лицо, и он сильно надавил на глаз. Он успел услышать вой человека, прежде чем тяжелая дубинка ударила его по голове.

Тут раздалось рычание собаки, крик тубоба, а потом жалкий скулеж. Поднявшись на ноги, извиваясь всем телом, чтобы уклониться от ударов дубинки, вытирая глаза от заливавшей их крови, Кунта увидел, как один чернокожий прикрывает лицо, а тубоб, придерживая окровавленную руку, стоит над трупом собаки. Двое других окружали его с поднятыми дубинками. Закричав от ярости, Кунта бросился на второго тубоба. Его кулаки крушили тело с силой толстой дубинки. Почти задыхаясь от ужасной вони тубоба, Кунта отчаянно пытался вырвать дубинку. Почему он их не услышал, не почувствовал, не ощутил их запаха?!

И тут дубинка чернокожего снова обрушилась на Кунту. Он рухнул на колени, и тубоб вырвался. Голова Кунты готова была взорваться. Он ревел и рычал, молотил руками в воздухе. Все расплывалось перед глазами от слез, крови и пота. Теперь Кунта сражался не просто за свою жизнь. Оморо! Бинта! Ламин! Суваду! Мади! Тяжелая дубинка тубоба ударила его в висок. И наступила темнота.

Кунте казалось, что он сошел с ума. Голый, закованный в цепи, он очнулся на спине рядом с двумя другими мужчинами. Вокруг царила полная темнота, было душно, жарко и удушающе воняло. Слышались крики, плач, молитвы, звуки рвоты. На груди и животе он ощутил собственную рвоту. Тело у него безумно болело – все четыре дня с момента поимки его жестоко избивали. Но больше всего болело место между лопаток, куда прижимали раскаленное железо.

Щеки коснулось толстое мохнатое тело крысы. Усатая морда обнюхивала его рот. Содрогнувшись от отвращения, Кунта отчаянно щелкнул зубами, и крыса убежала. В ярости Кунта тряхнул оковами, сковывающими его запястья и щиколотки. И тут же раздались сердитые вопли и ругань тех, кого он потревожил. Шок и боль еще более усилили его ярость. Кунта рванулся вверх и больно стукнулся головой о бревно – тем самым местом, куда его в лесу ударил тубоб. Задыхаясь и ворча, они с незнакомцем, находившимся рядом, дергали железные наручники, пока оба не рухнули без сил. Кунта почувствовал, что его тошнит. Он попытался сдержаться, но не смог. Из уголка рта просочилась кислая жидкость. Он лежал и хотел умереть.

Но потом Кунта сказал себе: чтобы сохранить силу и рассудок, нельзя терять контроль. Через какое-то время, почувствовав, что снова может двигаться, он очень медленно и осторожно ощупал скованное правое запястье и щиколотку левой рукой. Рука кровоточила. Он легонько потянул цепь – она оказалась соединена с левой щиколоткой и запястьем того, с кем он боролся. Слева от Кунты лежал другой человек, прикованный к нему за щиколотку. Он тихо стонал. Все они находились так близко друг к другу, что стоило кому-нибудь двинуться, и их плечи, руки и ноги соприкасались.

Вспомнив о бревне, о которое он ударился головой, Кунта приподнялся – ровно настолько, чтобы коснуться дерева, но не удариться. Места не хватало даже для того, чтобы сесть. Затылком он ощущал бревенчатую стену. «Я попал в ловушку, словно леопард», – подумал Кунта. Потом он вспомнил, как сидел в темноте в ююо во время посвящения в мужчины много дождей назад, и слезы подступили к глазам. Но Кунта сдержался. Он заставил себя думать о криках и рыданиях, которые раздавались вокруг. Наверное, в темноте еще много мужчин – кто-то рядом, кто-то подальше, кто-то позади, кто-то впереди, но все они в одном месте. Напрягшись, он расслышал другие крики, но они были приглушенными и шли снизу, из-под шершавой дощатой поверхности, на которой он лежал.

Прислушавшись внимательнее, он стал различать разные языки тех, кто его окружал. Фулани снова и снова кричал по-арабски: «Аллах в небесах, помоги мне!» Мужчина из племени серер хрипло выкрикивал имена своих родных. Но больше всех Кунта слышал мандинго: они переговаривались на сира канго, тайном языке мужчин, и сулили ужасные кары всем тубобам. Крики других Кунта понять не смог – слишком уж они перемежались рыданиями и стонами. Он не понял ни слов, ни языков, хотя и догадался, что некоторые люди вовсе не из Гамбии.

Кунта лежал и слушал и постепенно начал понимать, что пытается заглушить желание опорожнить кишечник – прошло несколько дней с последнего испражнения. Он изо всех сил пытался сдержаться, но не смог, и кал вышел между его ягодиц. Преисполненный отвращения к себе, ощущая непереносимую вонь, Кунта заплакал. Желудок его снова скрутила судорога, и кислая жидкость обожгла рот. За какие грехи его так наказывают? Он молился Аллаху, но не получал ответа. Неужели только за то, что он не помолился утром, когда отправился за деревом для барабана? Хотя он не мог опуститься на колени и не знал, где восток, Кунта закрыл глаза и начал молить Аллаха о прощении.

Потом он долго лежал, упиваясь своей болью. Постепенно ему стало ясно, что самая сильная – это не что иное, как голод. Ему пришло в голову, что он ничего не ел с вечера накануне поимки. Кунта попытался вспомнить, спал ли он за это время – и вдруг увидел, как идет по лесной тропе. За ним шли двое чернокожих, впереди два тубоба в странной одежде, с длинными волосами странного цвета. Кунта заставил себя открыть глаза и потряс головой. Он был весь в поту, сердце у него отчаянно стучало. Он спал, даже не сознавая этого. Это был кошмар? Или кошмаром была эта зловонная чернота? Нет, все вокруг было таким же реальным, как сцена в лесу, которую он только что увидел во сне. Против его воли кошмар вернулся.

Кунта вспомнил, что после драки с черными предателями и тубобами в роще он очнулся от оглушающей боли. Его связали, завязали ему глаза, стянули руки за спиной и обмотали щиколотки толстой веревкой с узлами. Он пытался освободиться, но его жестоко тыкали заостренными палками, пока кровь не потекла по ногам. Кунта поднялся на ноги и, подгоняемый острыми палками, зашагал, спотыкаясь, так быстро, как позволяли веревки.