— Керри… эти полмесяца были совершенно необыкновенными. Я никогда не забуду то, что пережил здесь.

— Тогда ты, может, станешь, время от времени думать обо мне.

— Да, девочка. Я буду обязательно думать о тебе; каждый день буду думать, — клялся он ей в волосы.

Она повернулась в его объятиях, ища его губы. Они снова занимались любовью, медленно и нежно, чтобы получше узнать друг друга, чтобы продлить этот миг. Когда они одновременно достигли высшей точки, она снова прошептала слова любви. И только тогда они погрузились в сон, обвивая друг друга руками.

Артур проснулся задолго до восхода солнца, сон его был чуток. Слава Богу, что Керри так крепко спит. Он осторожно высвободился из ее объятий и оделся, стараясь не шуметь, хотя с узким жилетом пришлось повозиться. Натянув, наконец, на себя одежду, он взял в руки сапоги и повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Керри Маккиннон. Погладил ее длинные черные волосы, постарался запечатлеть ее облик в памяти — тот же милый облик, который он впервые увидел на ложе из сосновой хвои, тот, который он пронесет через всю свою жизнь.

Ему страшно хотелось поцеловать ее напоследок, обнять, услышать, как она шепотом признается ему в любви, но, верный своему обещанию, он вышел из комнаты, так и не разбудив ее.

Он прошел на цыпочках в кухню и страшно удивился, обнаружив там Томаса. Сварливый шотландец вел себя странно. Голова его нависала над чашкой кофе, которую он крепко держал в ладонях. Когда Артур сел на скамью, чтобы натянуть сапоги, Томас нахмурился.

— Уходишь, — произнес он безжизненным голосом.

— Ухожу, старина.

— Ну а зачем? Тебе вроде бы здесь понравилось. — Артур улыбнулся, натягивая второй сапог.

— Маккиннон, я все это время подозревал, что ты — сентиментальный дурень. Мне действительно здесь понравилось, но мне пора заняться своим делом. Я договорился о встрече в Данди и не могу нарушить этот договор, а мои близкие в Лондоне ждут моего возвращения.

Томас усмехнулся и пробурчал, глядя в свой кофе:

— Такого рая на земле ты нигде не найдешь, попомни мои слова.

— Это я знаю, — серьезно согласился Артур и встал. Он подкрепился бисквитами, лежащими горкой на блюде, которое стояло в центре стола, такими же, какие сунул в полотняный мешок, подаренный ему Мэй. Повернулся, пошел к двери и остановился там, последний раз оглянувшись. — Тебе, Томас, следовало бы и самому побродяжничать. В этом мире много разных сокровищ, которых не найти в Гленбейдене. Попомни мои слова, — проговорил он и, помахав рукой, вышел в прохладный воздух раннего утра.

Он шел, пробираясь по тому, что осталось от поля с ячменем, шел бодрым и сильным шагом. Шел, через силу передвигая ноги.

Он ни разу не обернулся, боясь рухнуть прямо посреди этого рая на земле, который называется Гленбейден.

Размышляя позже о своем путешествии в Данди, Артур вспоминал этих несносных братьев Ричи. Один из близнецов вытянул из кармана Артура немалую сумму за весьма сомнительное удовольствие проплыть по Лох-Эйгг на каком-то, в сущности, куске дерева.

Добравшись до южного берега озера, Артур отправился пешком в Перт, где с него снова запросили невероятную цену — на сей раз за малопривлекательный кусок лошадиного мяса, на каковой и ушли последние кроны, что еще оставались у него в кармане. Наверное, подумал он, придется питаться ягодами и древесной корой, пока он не доберется до Данди и до Шотландского банка, где, к счастью, он хранил приличные деньги. Артур недоумевал, как же обычно удается шотландцам добывать лошадей — ведь в двух случаях, когда он был вынужден покупать их, продавцы вели себя так, словно были одержимы желанием не продать лошадь, а купить ее. На самом деле удивляться здесь нечему, подумал он, увидев то, что ему назвали подходящей лошадью. У нее была провалившаяся спина, она шла чудовищно медленно и тряско, а когда Артур попробовал ее подстегнуть, отреагировала так сердито, что он тут же назвал эту старую клячу Томасом.

Путешествие в Данди заняло, как ему показалось, не пару дней, а пару недель. Потому что за каждым холмом, на который Томасу удавалось подняться, оказывался следующий, более высокий. Что еще хуже — приятная летняя погода вдруг резко испортилась. Над головой низко нависли тяжелые серые тучи, а холодный затяжной дождь, похоже, и не думал прекращаться. Настроение у Артура не намного улучшилось, когда он осведомился у какого-то фермера, как проехать на Блэргоури. Фермер по меньшей мере с полчаса — Артур мог бы в этом поклясться — гладил свою рыжую бороду, размышляя над его вопросом, после чего показал костлявой рукой и еще более костлявым пальцем вправо.

А потом стал объяснять, куда он указывает, с таким сильным акцентом и такой скороговоркой, что Артур совершенно не понял, что он сказал. И вместо того, чтобы попросить фермера повторить сказанное, просто поехал в ту сторону, куда указывал костлявый палец, — как выяснилось, в неправильном направлении. Факт этот он, естественно, не осознал, пока не въехал в ту же деревушку, из которой выехал утром, — но с противоположной стороны.

При свете дня — когда ему удавалось отличить дневные часы от ночных — он то и дело встречал каких-то странных людей, и эти встречи убедили его, что он попал в волшебную сказку. Например, он встретил молодого человека, копавшего яму возле дороги. Артур остановился, чтобы Томас мог поесть, что он делал семь раз на дню, и стал смотреть на незнакомца. Тот не обращал на Артура ни малейшего внимания, ни разу не замедлил темпа своей работы и предавался ей с таким пылом, что Артур не выдержал и спросил, в конце концов:

— Неужели вы хотите прокопать тоннель до Китая? — Он усмехнулся собственной шутке. Человек продолжал копать.

— Нет.

— Значит, роете колодец? — спросил Артур уже более серьезным тоном.

Человек бросил на него взгляд, не переставая копать. •

— Нет, — снова ответил он.

Однако чета, которую Артур встретил неподалеку от Данди, затмила этого человека своим странным поведением. Артур остановился напоить Томаса — старая кляча не могла пройти больше сорока футов, не подкрепившись каким-нибудь способом, — и спросил, можно ли напоить лошадь из их ручья. Услышав его произношение, женщина всплеснула руками, а мужчина послал Артуру беззубую ухмылку. Они пылко предложили напоить лошадь досыта и с такой же пылкостью предложили ему войти в их маленький коттедж закусить тушеным мясом, пока лошадь пьет. Наконец-то, решил Артур, вот шотландская семья, которой действительно пришелся по душе англичанин. Они выглядели совершенно нормальными людьми, и он с удовольствием слез с Томаса и вошел в коттедж, ожидая увидеть нечто столь же опрятное и веселое, как уютные комнатки Мэй. Но, едва войдя, застыл на месте. Главную комнату коттеджа занимала огромная корова, жующая сено.

За исключением этой полоумной пары, которая не видела ничего необычного в том, что корова помещается в жилой комнате, каждый встречный приветствовал Артура со слегка завуалированным презрением — это становилось ясно, едва он открывал рот. Он вскоре понял, что сакс — в здешних местах лицо нежелательное. Чем дальше он ехал, тем отчетливей понимал, что всеобщее презрение к англичанам почти никак не связано с историей, а скорее с уверенностью, что за повсеместным вытеснением горцев из их долин стоят англичане.