шли за окном, парень с горечью думал: «Видно, поляки не очень-то сопротивлялись фашистам. Не то что мы, советские люди. Хотя… Мы, вообще, собирались, воевать малой кровью и на чужой территории».

За неделю, прошедшую после погрузки в вагон, фашисты лишь трижды покормили всех пленных жидкой свекольной баландой. Изголодавшиеся красноармейцы мгновенно проглотили бурду, которую раньше крестьяне кормили только скотину.

Раз в сутки, каждой «теплушке» давали пять ведёр некипячёной воды. К счастью бойцов, погода стояла не жаркая, не как в далёком Крыму. Поэтому жажда терзала людей не так сильно, как раньше.

Уже ближе к вечеру, поезд остановился на крохотной станции, расположенной недалеко от границы. Григорий глянул в окно и увидел, что состав оказался у густого соснового леса. Дверь «теплушки» с шумом и грохотом откатилась в правую сторону. Фашисты приказали всем пленным: «Немедленно выходить из вагона».

Измождённый голодом, жаждой и большой теснотой, парень лишь безразлично кивнул. Григорий равнодушно отметил, что они больше не пересекали польский рубеж, а их уже выгружают. Хотя он прекрасно запомнил слова молодого эсэсовца. Тот офицер заявил, что пленных отправят в Германию.

— «Возможно, нас сейчас отведут во временный лагерь. Ну, а потом, пересадят на поезд с колеёй европейских размеров, и мы двинемся дальше. Надеюсь, там будет не хуже, чем в этой теплушке», — подумал молодой человек и хотел повернуться к открытому выходу.

Онемевшие от долгого стояния, ноги отказались служить сильно истощённым бойцам. При попытке шагнуть, колени у всех подгибались, и заключённые кулями падали на пол.

Чтобы не оказаться погребёнными под телами людей, что двигались следом, пленные на руках отползали от грузового состава. Григорий увидел сумятицу, случившуюся возле дверей, и прислушался к своёму организму. Он ощутил, что находится в таком же плохом состоянии, как и все остальные сокамерники. Парень отчётливо понял, что ему очень сложно шевелить затёкшими мышцами.

К тому времени, половина красноармейцев шумно вывалилась на бетонный перрон, и в «теплушке» стало немного свободнее. Парень схватился руками за узкий подоконник окна и стал разминаться. Превозмогая боль в отёкших суставах, он осторожно присел несколько раз.

Выпрямлять, согнутые при этом колени, было довольно мучительно. Поэтому парень скорее подтягивался на крепких руках, чем поднимался на ноги. Минуту спустя, кровообращение немного ускорилось. Мышцы стали гораздо подвижнее.

Еле переставляя одеревеневшие за неделю конечности, Григорий ходульной походкой выбрался из тесной «теплушки» и настороженно повертел головой. Как оказалось, до этой маленькой, давно заброшенной станции, доехал только один советский вагон. Все остальные уже отцепили где-то в дороге.

Ещё парень заметил, что рельсы на шпалах уложены не в два, как в Советском Союзе, а в четыре ряда. Внутри колеи российских размеров, шириной в 1520 миллиметров, находилась другая, та, что применялась в Европе. Как помнил боец, она была на 85 миллиметров поуже. Благодаря этой хитрости по данной ветке могли ходить поезда разных стран.

Вокруг небольшого перрона стояли упитанного вида фашисты, вооружённые карабинами «Маузер». Они с громким хохотом наблюдали за выгрузкой пленных. Все красноармейцы были оборванными, донельзя худыми и грязными, и чрезвычайно смешно копошились на пыльном бетоне.

Наконец, все заключённые с огромным трудом поднялись с площадки. Не разбираясь по росту, они торопливо построились в одну большую шеренгу. Многие пленные были в таком плохом состоянии, что еле стояли на непослушных ногах.

Из очень маленького, словно игрушка, вокзала появился холёный молодой офицер, одетый в чёрную форму «СС». Он встал перед строем и на хорошем русском наречии громко сказал:

— Провести перекличку!

С правого фланга начался привычный расчёт, только в тот раз, он не прерывался уже до конца. Всего набралось сто семь человек. Выслушав красноармейца, замыкавшего строй, офицер заглянул в лист бумаги, что держал в правой руке. Он удовлетворённо кивнул и сказал:

— Сейчас вас отведут в лагерь для пересыльных людей. Там всех накормят и дадут отдохнуть. Затем распределят на работы. Должен предупредить, что те, кто попытается оттуда сбежать, будет расстрелян на месте! Колонна — налево!

Возникла очередная заминка. Отупевшие от голода и долгих мучений бойцы не смогли сориентироваться, где право, где лево и затоптались на месте. Потом они повернулись в том направлении, которое им указал крепкий фельдфебель, стоявший рядом с фашистом.

Некоторые красноармейцы не смогли сохранить равновесие. Они не удержались на онемевших ногах и мешками свалились на узкий перрон. Усилиями соседей по строю, упавших соратников всё же подняли с земли.

Последовал новый приказ офицера:

— В колонну по четыре — становись!

Измученные советские пленные, кое-как разобрались по шеренгам и построились в походный порядок.

— Шагом марш! — приказал холёный эсэсовец. Уверенной спортивной походкой офицер устремился к низенькой лесенке и быстро сбежал с железнодорожной платформы. Он сел в легковую машину чёрного цвета и куда-то уехал.

Услышав команду, красноармейцы не в ногу шагнули вперёд и нестройными линиями направились к краю перрона. Они дошли до конца короткой платформы и с огромным трудом, спустились на польскую землю. Еле переставляя опухшие ноги, они поплелись по узкой дороге.

Через сто с чем-то метров просёлок привёл их в густой, по-европейски ухоженный лес. Вокруг стояли высокие старые сосны толщиною в обхват. Не иначе, как там был заповедник, в который когда-то вела российская железнодорожная ветка.

Истощённые пленные шагали все вразнобой и далеко растянулись на марше. Как это ни странно, фашисты не обратили на это никакого внимания. Они шли по двум сторонам от колонны и вели себя так, словно все находились в уютной берлинской казарме.

Едва офицер скрылся из вида, как фрицы небрежно закинули карабины за спину и принялись очень шумно общаться между собой. Григорий хорошо понимал дурашливый трёп упитанных немцев.

Охранники беззаботно подшучивали над невезучим приятелем и громко смеялись над ним. Как понял парень, вчера, рядовой этой команды сел перекинуться в карты с друзьями. Он проигрался дотла, потом, с горя напился, а теперь сильно страдал от большого похмелья.

Боец внимательно слушал пустую болтовню вертухаев. Он с удивлением думал о том, что немцы совсем не смущаются от ужасного вида измученных и сильно оборванных пленных.

Кроме того, они абсолютно не опасаются красноармейцев: «Впрочем, чего им теперь-то бояться? В данный момент, всех ветром качает. Ткни каждого пальцем, он упадёт. Так что, напасть на конвой мы просто не сможем», — огорчённо подытожил Григорий.

Неожиданно в голову парня пришла совсем новая мысль: «Правильно говорили политруки на занятиях, славяне для них всего лишь недочеловеки. Грязные, дикие и тупые животные. Им уготована роль — быть рабами у чистокровных арийцев».

Скоро, фашисты устали трепаться