– Действительно, гад, – сразу же согласился Федор, привычно включаясь в женские переживания. – Слушайте, я ведь буду замечательным мужем! Кому-нибудь. Я столько всего знаю о женщинах, что даже самому страшно.

В этот момент в кухню вошел Антон, поводя могучими плечами.

– Фу, ну и устал же я! – воскликнул он. – За Грушина теперь можно не бояться. Ого, кто тут у нас? Неужели Люба?

Лена, сияя, познакомила возлюбленного со своей зареванной подругой, и он тотчас спросил:

– У вас что-то случилось?

– Уже все хорошо, – отрапортовал Федор. – Решаем, что делать дальше.

– Дальше все понятно: надо ехать домой. Ну, то есть в Орехов. Мы поедем на моей машине, – сказал Антон. – Кто с нами?

– Я! – тотчас откликнулась Люба. – Хочу поскорее вернуться в свою квартиру.

– А я не согласна! Люба, ты должна познакомиться с Грушиным, – горячо возразила Лена. – Если ты уедешь просто так, будет нечестно.

– Почему же – нечестно? Вы сказали, что он влюблен в другую женщину.

– Это Федор так думает. А на самом деле никто ничего толком не понял. Тут было столько народу – жуть.

– В основном женщины, – прокомментировал Федор.

– И все хотели выйти замуж за Грушина, – добавил Антон. – Просто наваждение какое-то. Я всех выставил. Грушину, знаете, было не до женитьбы. Я ему желудок прочищал. Если вы, Люба, согласитесь остаться и присмотреть за ним, мне будет гораздо спокойнее.

– Хорошо, – согласилась Люба, вытерев глаза ладонями и приняв мученический вид. – Я останусь и прослежу, чтобы он пил много жидкости и не вставал с постели.

– Заодно между собой решите, в силе ваша договоренность или уже нет. – Лена толкнула подругу локтем в бок. – Мало ли… Вдруг все еще получится?

– Мне предстоит привыкнуть к тому, что Грушин – это на самом деле не Грушин, – пробормотала Люба. – То есть что тот, первый, совсем не Грушин.

– Слушайте, она говорит в точности, как Димыч. – Люда – это Люба, то есть не та Люба, которая Люда, а та, которая не Люба. Он нес что-то в этом роде, – ухмыльнулся Антон. – Может быть, здесь тоже вышла какая-то путаница?

– Такого не бывает, – уверенно заявил Федор. – Мир создан гениально. В нем все продумано до винтика. Какая путаница? Кстати, а меня вы к себе в машину возьмете?

– Конечно, возьмем, почему ты спрашиваешь? – всплеснула руками Лена.

– Ну, мало ли. Может быть, вам хочется побыть наедине.

– Нам хочется побыть вместе, – серьезно поправил его Антон. – Когда вы встретите свою половинку, сразу поймете, что я имею в виду.

– Ловлю на слове, – встрепенулся Федор. – Кстати, у вас нет знакомых девушек, которые занимаются греблей? Обожаю, когда у женщины сильные руки.

Люба слушала их болтовню и пыталась погасить пожар в своем сердце. Ничего не получалось. Сердце горело, охваченное пламенем, и она маялась, не зная, как справиться с собой. Невозможно было понять, что она чувствует. Раскаянье? Досаду? Негодование? Любовь… Да быть того не может!

Когда друзья собрались уезжать, Антон повел Любу в спальню Грушина – знакомиться. Войдя, она увидела лежащего в постели мужчину с серым лицом и белыми волосами, постриженными ежиком. Он оказался симпатичным, несмотря на жутко нездоровый вид. Очень, очень симпатичным. «Увы, слишком поздно, – неожиданно подумала Люба. – Кажется, я уже успела втюриться в этого гада Астраханцева. Может быть, я теперь всю жизнь буду вспоминать о нем. Пока не умру!»

– Эй, болящий, смотри, кого я тебе привел. Это Люба, прошу любить и жаловать. Мы с Леной уезжаем домой. И забираем с собой Федора.

– Кто это – Федор? – удивился Грушин. Любу ему из-за Антона не было видно.

– Я тебе потом расскажу. В общем, мы уезжаем. Я буду тебе звонить, понятно? И не вздумай нарушать постельный режим.

Вошла Лена, стала целовать дядю в бледные щеки, требовала выполнять все врачебные предписания. Федор тоже заглянул, помахал рукой, Грушин вытаращил на него глаза. Наконец путешественники тронулись в путь, и дверь захлопнулась за ними с довольным лязгом. В спальне осталась одна Люба.

– Здравствуйте, Дима, – сказала она, присев на краешек кровати. – Вот, я приехала. Приятно познакомиться. Жалко, что вы заболели, а то мы могли бы пойти погулять.

– Да, жалко, – ответил Грушин, глядя на нее с мрачностью отрицательного героя, задумавшего разрушить какой-нибудь мегаполис. – Почему вы не приехали вчера?

– Я приехала, – тяжело вздохнула Люба. – Только ошиблась адресом. Это такая длинная и запутанная история…

– Расскажите, – потребовал Грушин.

На его челе лежала печать страдания, и отказать ему было совершенно невозможно.

– Я перепутала номер дома, – снова начала Люба, подумав с тоской, что история, обкатанная со всех сторон, со временем превратится в глупую байку.

И тут же дала себе слово, что никогда и никому ее больше не расскажет. Вот только Грушину. Потому что он тоже в этом деле оказался пострадавшим.

Выскочив из квартиры Грушина, Люда бросилась вниз по лестнице. Ее белые носочки мелькали с невероятной скоростью, а каблуки дробно стучали, то и дело соскальзывая со ступенек. Шляпу и перчатки она держала в руке. Когда она вырвалась из подъезда, солнце ударило ей в глаза, заставив зажмурится.

– Я не буду плакать! – сквозь сжатые зубы выдавила она, закрыв лицо ладонью.

Приостановилась и, сощурившись, посмотрела на небо, в центре которого бил солнечный фонтан. Все вокруг замерло, впитывая последнее тепло и благодушно нежась в нем. Дав себе обещание не плакать, никакого облегчения Люда не испытала. Она быстро пошла прочь, но постепенно замедлила шаг. Все произошедшее с ней лежало в желудке огромным комом. Прежде чем жить дальше, этот ком следовало переварить. Люда вышла на широкий бульвар и долго ходила по нему взад и вперед, не замечая людей, которые попадались ей навстречу. Стрелки на больших часах, приделанных к столбу, совершили несколько оборотов.

– Я не буду плакать, – теперь уже вслух повторила она, озадачив какого-то дядьку, семенившего по краю газона с авоськой в руке.

Дядька отшатнулся и запетлял, словно подстреленный. Было ясно, что решительные женщины ему несимпатичны.

– Не буду, – еще раз подтвердила свое намерение Люда. И тут же удивленно спросила сама у себя: – А что я в таком случае буду делать?

«Мстить!» – тотчас решила она, подумав о том типе, с которого, собственно, и начались ее неприятности. Бежать из Москвы, во второй раз не повидавшись с настоящим Астраханцевым, – значит просто перестать себя уважать. Этот подлец заставил ее поселиться у Грушина, он подстроил все так, чтобы она не заподозрила обмана. А теперь сидит в своей квартире, словно паук, отправивший муху на верную смерть, и наслаждается содеянным! Зачем вообще он это сделал?! Придумать ответ на этот вопрос Люда так и не смогла. Зато она сумела хорошенько себя накрутить.