Ага, значит, у него кто-то есть. Конечно, это молодая, фигуристая девка с осиной талией и ногами от шеи, и… Впрочем, я же и раньше так думала, и все эти его письма, эсэмэски и звонки – все это не могло быть настоящим, просто мне нравилось думать, что это настоящее, а на самом деле – нет.

– Ты много раз помогал нашим юзерам.

– Не всем, Паола. – Билли-Рей засмеялся. – Только тем, кому симпатизировал. Люди часто попадают в беду безо всякой своей вины, просто по стечению обстоятельств, и беда иной раз не смертельная, но вылезти из нее человек не может, и я вижу, что не сможет. Вот преследует девчонку психопат, которому нравится, что она боится его, озирается по сторонам, не выходит из дома. Гражданин отчасти больной на голову, отчасти просто садист, но официально привлечь его не за что. Вот в Штатах есть такая вещь, как наказание за преследование. Если человека признают виновным в преследовании, то он либо сразу получает срок, если его действия нанесли вред жертве, либо судья выдает запретительный ордер: ему запрещается приближаться к жертве на определенное расстояние, нарушит – сядет. У нас такого нет, полиция не обращает внимания на подобное: это же не убийство, а что у человека страдает качество жизни – ну и что? И сам человек никак не может это прекратить, особенно если у женщины нет защитника.

– А, я помню историю Лилианы. Так ты спас ее?

– Можно сказать, что да, спас. – Билли-Рей улыбнулся, вспоминая. – Парень оказался из тех, кого заводит страх и беспомощность жертвы. Ну а тут я. Больше он Лилиану не беспокоил, и думается мне, что и никого. Такие типы обычно трусливые, вот тебя бы он преследовать не стал бы.

– Я б ему так в дыню зарядила, что он бы…

– Конечно. – Билли-Рей засмеялся, и я стараюсь на него не смотреть. – Они нутром чуют жертву, а ты не жертва, Паола, ты боец. Психопаты отлично умеют читать язык тела: походку, жесты, мимику, выражение глаз. Такой никогда не станет преследовать женщину, способную, как ты выражаешься, зарядить ему в дыню. И его не обманет твоя блондинистая прическа и наивные кукольные глазки – кого угодно обманет, но не психопата. А Лилиана как раз подходит под профиль идеальной жертвы: хрупкая, интеллигентная, такая, знаешь, тургеневская барышня, и я не мог позволить какому-то подонку портить ей жизнь. Ну, и за те годы, что я на Форуме, было всякое, и если я помогал кому-то, то это было наименьшее, чем я мог отблагодарить людей за то, что они были со мной рядом все эти годы, пусть даже в вирте.

– И когда у меня с квартирой не получалось…

– Просто встретился с парнем и попросил его отойти в сторону. Вежливо попросил.

– Ага, могу себе представить.

Билли-Рей снова засмеялся и встал. Солнце повернулось так, что в комнате стало светло, и я отлично могу рассмотреть его, и лучше бы мне этого не делать.

– Завтракать, Паола. Нужно поесть.

Я сползаю с дивана и плетусь в ванную. Я так понимаю, все гадкие новости он приберег на потом, а то, что они есть, это наверняка.

Выходя из ванной, я столкнулась с Нордом. Вид у него лучше, чем я думала, но все равно он похож на ожившего покойника.

– Как ты, Паола?

– У меня хоть дырки в боку нет. Ты сам-то как?

– Терпимо.

Билли-Рей приготовил нам всем овсянку, сделал салат, порезал ветчину. Когда только успел в магазин смотаться?

– Утром Анархист привез. – Билли-Рей берет мою тарелку. – Завтрак ты должна съесть, Паола.

– Я не…

– Ты за эту пару дней уже достаточно похудела. Попробуешь надеть свои джинсы и посмотришь. – Билли-Рей ставит передо мной тарелку с кашей. – А потом поговорим.

– Я пока в ванную. – Норд поморщился от боли. – Но я быстро.

– А я кремом лицо намажу, тоже сейчас приду.

– Только поживее, завтрак стынет. – Билли-Рей кивнул на плиту: – Превратился тут с вами в повара…

Я иду в комнату, нарочно шумлю, открывая сумку, но в спальню пробираюсь босиком. Пока все заняты, заберу-ка я из секретера цацки, а то ведь Норд станет вопросы задавать и простукивать стенки мебели, тайник обнаружится так или иначе. Вот коробка и бумаги, и я спрячу все это пока под диван, а там что-нибудь придумаю.

Мы завтракаем, но аппетита у меня нет. Я просто не могу есть, когда рядом сидит Билли-Рей. Не могу и не хочу, мне еда вредна вообще. Но салат я, так и быть, съем – совсем чуть-чуть. И хотя Билли-Рей сидит, уткнувшись в свой планшет, на меня не смотрит, но все равно кусок поперек горла встает. Ну вот, а теперь он на нас смотрит, и даже салата я не хочу.

– Как вы? Сидеть можете?

– Пока – да. – Норд покосился на свою повязку, которая виднеется из-под майки. – Но вчера я уж думал, что мне на Форуме создадут прощальную тему, а то и всем нам, троим, и никто не узнает, что же на самом деле произошло.

Билли-Рей состроил гримасу и, отодвинув планшет, произнес:

– Сегодня утром Фиону нашли мертвой в ее квартире.

Мы с Нордом переглянулись, и я чувствую, как у меня кровь стынет в жилах. Это не может быть совпадением – то, что мы вчера обратились к Фионе, отослав ей строчку из таблиц на флешке, а сегодня она умерла.

– А откуда это стало известно?

– Она договорилась встретиться с Гвен, но на встречу не пришла. На телефонные звонки она тоже не отвечала, и Гвен, забеспокоившись, пришла к ней домой, а дверь открыта. Вошла и увидела Фиону. Официальная версия – самоубийство, но даже Гвен в это не верит.

Я тоже не верю. Вчера Фиона была в полном порядке, сидела на Форуме и, если договорилась о встрече с Гвен, значит, имела планы на вечер. И вдруг ее перемкнуло и она взяла и… Кстати, а что она с собой сделала? Ну, якобы?

– Якобы повесилась. – Билли-Рей вздыхает: – Вы послали ей строчку из таблицы?

– Да, перепечатали, потому что не копировалось. – Норд кивает на планшет Билли-Рея: – Могу показать, у меня письмо в «отправленных» сохранилось.

– Потом покажешь. Ребята, история усложнилась, и сейчас важно, чтобы вы не устраивали состязаний по самодеятельности, а четко выполняли мои указания – если, конечно, вы оба заинтересованы остаться в живых.

– Заинтересованы. – Норд явно скис. – Но я хотел бы знать, во что мы с Паолой влипли.

– Законное желание. – Билли-Рей посмотрел на меня: – Или ты доешь кашу, или я ничего не буду рассказывать.

Шантаж, грубый неприкрытый шантаж! Я очень плохо отношусь к любому шантажу, но сейчас я, так и быть, промолчу, потому что вступать в длительные препирательства не вижу никакого смысла.

– Ты ешь – я говорю, и так, пока тарелка не опустеет.

Я нехотя берусь за ложку. Я вообще-то не люблю овсянку, но Билли-Рей готовил ее, старался, а для меня ни один мужчина никогда не готовил… Правда, никто около меня слишком долго не задерживался, я никогда этого не позволяла, но Билли-Рей сразу взял быка за рога и готовит для меня с первого нашего совместного утра, и я даже думать не хочу, что он делает то же самое для этой своей… Ну, с которой у него «более-менее сложилось», как он сказал.