Известно также, что утром 2 (14) сентября граф Ростопчин сказал своему 18-летнему сыну Сергею:

– Посмотри хорошо на этот город, ты видишь его в последний раз, еще несколько часов, и Москвы больше не будет – только пепел и прах.

В тот же день граф Ростопчин написал своей жене Екатерине Петровне:

«Когда ты получишь это письмо, Москва будет превращена в пепел <…> Если мы не сожжем город, мы разграбим его. Наполеон сделает это впоследствии – триумф, который я не хочу ему предоставлять».

По мнению историка А.Г. Тартаковского, «одного этого письма было бы достаточно, чтобы считать решающую роль Ростопчина в сожжении Москвы окончательно доказанной».

* * *

Британский генерал Роберт Вильсон рассказывает:

«С наступлением темноты в нескольких кварталах вспыхнули пожары. Почти одновременно запылали десять тысяч лавок на рынке, казенные магазины фуража, вина (тринадцать миллионов кварт), водки, воинских припасов и пороха.

Никаких средств тушения не нашлось – ни пожарных экипажей, ни даже ведер для воды. По приказу Ростопчина все было уничтожено или увезено».

С.И. Львов. Русские поджигатели

А вот продолжение его рассказа:

«Пожар Москвы с пожирающей яростью объял весь город, превратив его в сплошной океан огня. Все дворянские дома, все торговые склады, все общественные здания, все лавки, все, что только могло гореть, пылало, словно околдованное каким-то заклятием <…>

Двести-триста русских, заподозренных в поджогах, были казнены, но пожары продолжались с неослабевающей силой.

16-го от жара и летящих головешек стало невозможно находиться в Кремле, хотя он и не горел. Наполеону пришлось перенести свою главную квартиру в Петровский замок на Петербургской дороге. Он возвратился только 20-го, когда сильный дождь погасил пламя, сохранив всего лишь десятую часть города и те запасы продовольствия, кои сберегались в подвалах уцелевших домов. Впрочем, оные могли составить для неприятеля лишь весьма скудную помощь».

На вопрос о том, кто все это организовал, Роберт Вильсон отвечает так:

«В то время было удобно хранить молчание и приписывать самому неприятелю ужасное сие деяние, дабы возбудить противу него гнев народа; но, с другой стороны, не менее авантажной представлялась и собственная роль в глазах всего света, как героических патриотов.

Губернатор Ростопчин оказался в щекотливом положении. Он не мог ни отрицать сего дела, ни признаться в нем. Предыдущие заявления его о таковом намерении <…> увоз или уничтожение всех пожарных машин и средств, освобождение нескольких сотен преступников и составление из них шаек под руководством начальников – все это создает впечатление, что Ростопчин был зачинщиком и соучастником сего деяния».

* * *

На самом деле граф Ростопчин хотел сжечь Москву еще до вступления в нее французов – с тем чтобы такими крайними мерами ускорить развязку войны. Но, как ни странно, помешал Ростопчину в его планах… М.И. Кутузов.

Как мы уже знаем, он лишь 1 (13) сентября окончательно решил оставить Москву. Решившись же на это, он задумал оторваться от численно превосходившей его наполеоновской армии. А для этого ему нужно было, как пишет А.Г. Тартаковский, «не просто продолжать отступление, а отступать именно к Москве и через Москву, ибо лишь вступление сюда Великой армии вызвало бы задержку в ее наступательном порыве».

Мы же помним слова главнокомандующего: «Пусть идет на Москву»? Теперь смысл этих слов Кутузова о Наполеоне становится совершенно очевидным.

А сразу же после военного совета в Филях Михаил Илларионович сказал своему ординарцу А.Б. Голицыну:

– Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на Провидение, ибо она спасет армию. Наполеон подобен быстрому потоку, который мы сейчас не можем остановить. Москва – это губка, которая всосет его в себя.

Исходя из этого, становится ясно, что первоначальный замысел Ф.В. Ростопчина решительно противоречил планам М.И. Кутузова.

Е.Н. Понасенков в своей книге «Правда о войне 1812 года» четко объясняет, к чему могли привести замыслы графа Ростопчина:

«Наполеон, не задержавшись в сгоревшей столице, мог продолжить преследование русской армии или пойти на Петербург (такие планы у императора действительно были), в случае чего очередная отставка ему [Кутузову. – Авт.] была гарантирована. Поэтому-то Кутузов до последнего момента создавал видимость готовящейся обороны Москвы, о чем сообщал губернатору, которого на совет в деревни Фили просто не пригласили, а о сдаче столицы сообщили только в последние часы».

* * *

Многие историки уверены, что М.И. Кутузов даже не догадывался о замысле графа Ростопчина. На самом же деле это не так – слухи просачивались к жителям Москвы, а от них – в армию. Например, еще в середине августа 1812 года Д.М. Волконский отмечал в своем дневнике:

«Из Москвы множество выезжает, и все в страхе, что все домы будут жечь».

Кроме того, сохранились сведения, что князь Багратион охотно читал в штабных компаниях письма Ростопчина, в которых содержались намеки на его желание предать Москву огню. Как пишет А.Г. Тартаковский, «невозможно допустить, чтобы столь тревожные и грозные сведения не были доведены до Кутузова, да и сам Багратион не мог не сообщить их главнокомандующему».

Соответственно Михаил Илларионович сделал все, чтобы усыпить бдительность графа Ростопчина, каждый раз заверяя его, что непременно даст у Москвы новое сражение Наполеону.

Лишь к вечеру 1 (13) сентября Федор Васильевич понял, что Кутузов обманул его.

Тогда же он написал своей жене:

«Ты видишь, мой друг, что моя мысль поджечь город до вступления в него злодея была полезна. Но Кутузов обманул меня, а когда он расположился перед своим отступлением от Москвы в шести верстах от нее, было уже поздно».

В самом деле, М.И. Кутузов банально обманул Ф.В. Ростопчина, и тот, как утверждает генерал Роберт Вильсон, «никогда не простил Кутузову, «поклявшемуся своими сединами», обмана, каковой вынудил его к тайным приуготовлениям, словно бы он совершал некое зло против своей страны и своих соотечественников. В то время как исполнение данного обещания позволило бы ему восприять ответственное руководство и гражданским подвигом приумножить славу отечества».

* * *

На самом деле вся «хитрость» Кутузова была направлена лишь на то, чтобы прикрыть свое неумение военного. А в результате из-за этого, как отмечает Е.Н. Понасенков, «столичные власти не успели эвакуировать ни арсенала, ни государственных реликвий, ни раненых под Бородином: несколько тысяч русских солдат заживо сгорели в московском пожаре».