Затем шли писатели и поэты, которых Маяковский записал так: Ю.Олеша, Сельвинский, Фадеев, Леонов, Мстиславский, Гладков, И.И.Ляшко, А.Безыменский, Вс. Иванов, Н.Эрдман.

Всего (по самым приблизительным подсчётам) предстояло разослать более 200 пригласительных билетов.

Составив список приглашённых, Маяковский, по словам Павла Лавута, сказал:

«– Ну, остальных – писателей и театры – вы сами знаете. Допишите. Не забудьте Кукрыниксов!»

Рассылкой всех этих приглашений занималась Лили Брик. Запомним этот факт! Завершив распределение билетов, она уехала в Ленинград.

Павел Лавут:

«В последних числах января, за несколько дней до открытия выставки, материалы мы доставили в клуб писателей. Началась кипучая работа, с утра до поздней ночи».

Главным работником по-прежнему был Маяковский.

Артемий Бромберг:

«В простенках между окнами центрального зала выставки он развесил десятки шаржей и карикатур на себя, выбрав наиболее острые, полемичные, сатирические. На самом видном месте, в центральном простенке, висел шарж Кукрыниксов: Маяковский в позе Петра Первого, на нём – лавровый венок, тога. Вместо коня, уздой железной поднятого на дыбы, – маленький тощий лев в наморднике. Лев – это „Леф“. Под лапами льва извивается змея с головой критика Полонского…

На первых листах одного из альбомов была наклеена выпущенная в 1927 году позорная книжонка «Маяковский во весь рост», где можно было прочитать о Маяковском: "Бедный идеями, обладающий суженным кругозором, ипохондрический, неврастенический, слабый мастер, – он, вне всяких сомнений, стоит ниже своей эпохи, и эпоха отвернётся от него"».

Павел Лавут:

«Нередко приходилось читать о том, что Маяковский делал выставку чуть ли не самостоятельно, и читатель, не задумываясь, может принять этакое за истину. Это далеко не так, и не следует приписывать выдающемуся поэту того, чего он просто физически не в силах был сделать.

Да, он руководил, талантливо изобретал и сам трудился над оформлением, сортировал, распределял по щитам и витринам, сочинял надписи и даже иногда прибивал гвозди – словом, делал всё, что приходилось. Но нельзя думать и тем более писать, что один человек в четыре дня соорудил такую выставку, несмотря на её, казалось бы, скромные габариты. Нет, это не так!»

Да, помощники у Маяковского были. И наступил момент, когда до открытия оставались считанные часы. О них – Павел Лавут:

«Одолев всяческие препятствия, мы, наконец, забив последние гвоздики (хотя хватило работы и на завтра, до самой минуты открытия) возвращались поздней ночью под 1 февраля домой. Несмотря на усталость, Маяковский предложил добежать на морозе до Арбатской площади, чтобы „схватить такси“, и так зашагал, что мне пришлось действительно бежать за ним».

Артемий Бромберг:

«У входа во двор писателей на решётке ограды висела многометровая афиша об открытии 1 февраля выставки «20 лет работы Маяковского».

Выставка должна была открыться в пять часов. Я задержался в Литературном музее и пришёл в Клуб немного позднее. На дворе уже толпилась и шумела молодёжь:

– Почему не впускают? В чём дело?

– Раздеваться негде. Нет мест на вешалке.

Я сразу вспомнил бурное возмущение Маяковского по поводу вешалки Клуба».

При входе на выставку на специально установленном столике лежала тетрадь, в которой расписывались посетители. В ней было всего две графы: имя и профессия.

Павел Лавут:

«За первые часы (потом, в толкучке, расписывались немногие) отметились 44 вузовца, 36 учащихся (привожу профессии так, как их обозначали сами посетители), 18 рабочих и работниц (в их числе 2 слесаря, кочегар, чернорабочий), 8 журналистов, 3 поэта, 2 литератора, научный работник Бромберг, литературный работник МХАТа (П. Марков), Б. Малкин – близкий знакомый Маяковского, переводчица, репортёр, 3 библиотекаря, библиограф, востоковед, юрист, 4 экономиста».

Желающих познакомиться с необычными экспонатами и повидать знаменитого поэта оказалось довольно много – больше трёхсот человек.

Артемий Бромберг:

«Выставка получилась очень хорошей. Материалы явно не влезали в отведённое помещение – они развернулись поверх каминов, окон и дверей, по стенам и простенкам трёх зал. Не осталось ни одного свободного сантиметра.

У входа были расположены футуристические сборники 1912–1914 годов, в которых печатался поэт: «Пощёчина общественному вкусу» и другие. Здесь же были собраны первые издания его дореволюционных поэм, изуродованные царской цензурой. Над этим стендом висела надпись: «А ЧТО ВЫ ДЕЛАЛИ ДО 1917 ГОДА?»

Под полемическим заголовком «МАЯКОВСКИЙ не ПОНЯТЕН МАССАМ», который был сделан так, что «не» терялось, были расположены центральные и периферийные газеты Советского Союза, в которых печатался Маяковский…»

Всюду были каталоги, афиши, книги, фотографии.

Павел Лавут:

«На столах лежали каталоги в зелёной обложке, и на них грязноватым шрифтом: “20 лет работы Маяковского”. Предисловие подписано Рефом:

“В.В.Маяковский прежде всего – поэт-агитатор, поэт-пропагандист, поэт – на любом участке слова – стремящийся стать активным участником социалистического строительства…”»

Артемий Бромберг:

«На столе в плотных коричневых переплётах лежали альбомы критических отзывов… Наряду с положительными статьями и заметками о произведениях Маяковского представлены были в изобилии и резко враждебные выступления…

В третьей комнате выставки Маяковский сосредоточил плакаты. Тут висели рекламы, родившиеся в дни нэпа. Здесь были противопожарные, санитарные плакаты, плакаты о профсоюзах, производственные лозунги, объединённые двумя плакатами о пятилетке..»

Привлекала витрина с фотоснимками поэта, сделанными в московской охранке, и папками с «Делом Маяковского».

Павел Лавут:

«Маяковский в первый день не уходил с выставки. Он как хозяин принимал посетителей, давал объяснения, водил от щита к щиту».

В.В.Маяковский на выставке «Маяковский: 20 лет работы», 1930 г

Фото А.П. Штеренберг

Запись из дневника Лили Брик, сделанная 1 февраля (но ведь она была в Ленинграде, вернулась что ли?):

«Приехали в 6 ч. вечера на открытие выставки. Народу уйма – одна молодёжь. Выставка недоделанная, но всё-таки очень интересная. Володя переутомлён. Говорил устало».