Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем она за табак бралась: никогда дотоле не было, чтобы бабы табак курили, она первая начала. Ей привозили табачные листья, свёрнутые в длинные трубочки, и она их изо рта не выпускала – в комнате было не продохнуть. А чтобы пальцы табачным налётом не пропитывались, приказывала обворачивать кончик каждой такой трубочки шёлковой лентой. Государыня Елизавета Петровна от табачного запаха кривилась, но терпела, ведь это отец её Пётр Алексеевич табак в Россию привёз и даже насильно курить заставлял.
Любила Екатерина Алексеевна и нюхать табак, – для неё особую смесь составляли с добавлением осиновой золы, соснового масла и розовой воды, – а брала она табак из табакерки всегда левой рукой, чтобы правую ручку без стеснения для поцелуев подставлять.
Да уж, в утренние часы Екатерина Алексеевна много удовольствий получала, были удовольствия и амурные. Срамно говорить, да чего там, всем про то ведомо – слаба она была на передок! С Петром Фёдоровичем жизнь у неё не заладилась – отчего, бог весть; слухи разные ходили, ну да что сплетни повторять!.. Тут-то и появился Сергей Салтыков, он при особе Петра Фёдоровича состоял камергером, но при жене его более близкое место занял. Виделись они по утрам, тайно, однако о связи той Петру Фёдоровичу доподлинно стало известно, после чего относиться он стал к Екатерине Алексеевне с величайшею холодностью и слюбился в пику ей с дочерью графа Воронцова.
Сергей Салтыков, первый фаворит Екатерины
Когда до скандала дело дошло, государыня Елизавета Петровна за границу Салтыкова отослала с поручением, но брак Петра Фёдоровича с Екатериной Алексеевной вконец расстроился. Вот тут-то и пошло и поехало: Екатерина Алексеевна плотским соблазнам отдавалась, как прямая вавилонская блудница. Не буду в сии подробности вдаваться, о них много охотников языком потрепать имеется, а я умолчу… Поразительно, однако, что, блуду без стыда предаваясь, она в то же время о добродетели не переставала говорить и испорченность нравов весьма осуждала…
Что ещё о ней прибавить? Вот я говорил, что платья скромные Екатерина Алексеевна носила – да, носила, однако до роскоши была жадна: особенно самоцветами прельщалась, адамантами чистейшей воды и лазоревыми яхонтами. Они на её пуговицах, на шляпках, на туфельках и прочем гардеробе изрядно нашиты были, а ещё она на них в карты играла: самый маленький такой камушек шёл в сто рублей, когда жалованье солдата семь рублей в год составляло, а я по должности своей тридцать рублей в год получал.
* * *
Однако всё это были цветочки, ягодки пошли, когда Екатерина Алексеевна престол заняла и единолично править стала. В ту пору поехал я в Петербург по неотложной надобности. Измайлово наше вовсе в запустении находилось: государыня Екатерина Алексеевна его не жаловала, новые дворцы для себя строила, а древними прославленными пренебрегала: даже Кремль ломать при ней начали было для постройки новых царских хором.
Стало быть, приехал я в Петербург, дабы просить деньги на содержание Измайлова и тем избежать полного его разрушения. Ждать, пока государыня меня до себя допустит и выслушает, пришлось значительное время; счастье, что был я, благодаря милостивому покровительству Василия Шкурина, камердинера Екатерины Алексеевны и моего давнего знакомца, определён на постой и кормление в царский дворец на берегу реки Невы.
А. Бенуа. Торжественный выход императрицы Екатерины II
Насмотрелся и наслушался я там немало: кое-кто из слуг меня прежде помнил и со мною откровенничал, а кое-что и сам наблюдал. Прелюбодейство здесь прочное жилище себе нашло: через спальню Екатерины Алексеевны немало кавалеров проходило, и тех, кто отличился, государыня богато одаривала. Был случай, когда один из них, выйдя из её спальни, был произведён в генералы и получил в подарок дворец и миллион рублей на обустройство. Были и другие подобные случаи – вот так-то почестей и высокого положения тогда добивались!..
Казной государственной государыня-императрица распоряжалась для своих прихотей, как собственной, и казённые земли с крестьянами раздаривала. Диво ли, что земель не хватало, а казна пуста была; смех сказать – огромная держава российская нужду в земле испытывала и долгах, как в шелках, запуталась! У себя-то, в немцах, Екатерина Алексеевна навряд ли могла деньги на ветер швырять – у немцев с этим строго, у них каждая полушка на счету. А у нас кто мог сказать «нет» матушке-императрице или, страшно вымолвить, запрет на её траты наложить? Лицом государыня Екатерина Алексеевна была кротка, да душой жестока: известно, что при ней с жалобщиками делали: кнут, вырывание ноздрей, клеймо раскалённым железом на лоб – и в Сибирь. Людей искалечено было при ней ничуть не менее, чем при государыне Анне Иоанновне.
Недовольных властью наказывали, а власть безнаказанной была – где тут взяться честности: от канцлера до последнего протоколиста все крали, все были продажны, а дела решались кое-как. Войны с другими странами велись, а внутри своей страны сплошное неустройство и народу стеснение; двор царский утопал в роскоши, и все приближенные к государыне так же, а народ жил скудно и бедно. Чему же удивляться, что появился злодей Пугачев и прельстил своими обещаниями простой люд?..
Ты, должно быть, знаешь, что дед твой с материнской линии Иван Кондратьев со всем своим семейством и матерью твоей среди прочих едва жертвой пугачёвцев не сделался? Он тогда в Казанской губернии проживал, а Пугачёв к Казани со своим войском приблизился. Чуть было не схватили дедушку твоего злодеи, но собственные же крестьяне за радение о них его вывезли и тем от лютой расправы спасли. Приехал он тогда с домочадцами к нам в Измайлово и много чего о Пугачеве рассказал: не разбирался тот, кто хорош был с народом, а кто плох, – всё чиновничество и дворянство поголовно истреблял. Вот плоды правления государыни Екатерины Алексеевны, вот до какого озлобления народ доведён был! Не дай бог такое увидеть снова – хуже светопреставления…
Д. Левицкий. Портрет Екатерины II
* * *
А встречи с государыней-императрицей я всё-таки дождался.
– А, Иван Саввич! Хранитель и страж измайловский! Как же, помню тебя, – сказала государыня, подавая мне ручку для поцелуя. – Покойная императрица Елизавета Петровна весьма твоё усердие ценила.
– И я вас помню, ваше царское величество, – отвечал я.
– Вот и спасибо, что помнишь бедную вдову, – государыня тут улыбнуться изволила. – Какая нужда привела тебя ко мне?
Я стал ей рассказывать про наши беды – о том, как Измайлово захирело. Она слушала вполуха, продолжая улыбаться.