Арсений кинулся ко мне, опрокинув чашку с чаем. Смутившись, он остановился.

– Не беспокойтесь, я позову горничную. – Тетушка встала и выскользнула из столовой, оставив нас вдвоем.

– Я все лето думал о вас, но каждый раз, когда я садился писать, все слова казались примитивными и глупыми, и я рвал эти письма. Оказалось, что написать научный труд легче, чем выразить словами то, что хочешь сказать той, которая так много значит для тебя. С нотами оказалось проще.

– С нотами? – переспросила я.

– Да, я написал музыку для вас, – Арсений протянул мне ноты, ожидая, что я скажу. «Какие творческие мужчины меня окружают», – подумала я, уже придя в себя, один подарил томик стихов, другой – сочинил музыку. Но самое ужасное, что, увидев Арсения, я почувствовала, что на меня нахлынули вспоминания о том, как он пел романс. «Какой ужас, – подумала я, – я же только что целовалась с одним и тут же вспоминаю о поцелуях другого». Но, смотря на Арсения, я вдруг поняла, как сильно я соскучилась по нашим прогулкам, по разговорам, по той недоговоренности, что осталась между нами. Но все, что я смогла произнести, было:

– Может, вы сыграете ее для меня и тетушки?

Арсений сел к роялю и заиграл. В этой мелодии слышались шум ветра, обещающего перемены, и плеск волн, несущих радость, и потрескивание веток костра, в котором сгорало все плохое, и дыхание земли, которое обещало покой.

2006

Тапер играл на пианино мелодии Леграна. Это был наш прощальный вечер в итальянском ресторане. Четыре дня выставки пронеслись как одно мгновение. Стенд Карины и Фабрицио вызывал огромный интерес. Девушки кокетничали с Фабрицио, а мужчины пытались привлечь внимание Карины. Со своими карими глазами, длинными черными волосами и пышной грудью она была похожа на итальянку. Не меньшим успехом пользовалась и кровать маркизы де Помпадур. Возвышающаяся на подиуме, она стала местом паломничества. Посетители выставки фотографировались рядом с кроватью, беря проспекты студии Карины и оставляя свои данные. К концу выставки Карина получила пять заказов на изготовление штор и два – на оформление спален. Антон забежал посмотреть на свою жену и ее стенд и был поражен, но не ее успехом, а тем, как Фабрицио смотрел на нее, нечаянно касался, что-то говорил. Вот и сейчас, сидя за столом, он что-то шептал Карине на смеси английского и итальянского. Карина улыбалась, но отрицательно качала головой. Умоляюще посмотрев на меня, она попросила:

– Ларис, может, он не понимает моего английского, скажи ему, что у нас с ним только деловые отношения. Он же видел моего мужа.

Я перевела, Фабрицио сокрушенно покачал головой и простонал:

– Я не теряю надежды, что когда-нибудь они превратятся в нечто большее.

– Я тоже не теряю надежды, что когда-нибудь ты перестанешь от меня убегать и останешься со мной, – прошептал Спирос.

Я промолчала. Во время выставки мы побывали и в Третьяковке, и в музее Пушкина, и в галереях, но каждый вечер я сбегала к Карине домой, мечтая о Богдане. Хотя он опять куда-то пропал и уже неделю ничего не писал.

– Тебе идет мой крестик, – Спирос прикоснулся к крестику, висящему у меня на груди.

– Простите, мне пора на поезд. – Я поцеловала Карину и Фабрицио и направилась к выходу.

– Я провожу тебя! – Спирос вскочил и, даже не скрывая разочарования, ринулся за мной. – Тебе действительно надо ехать или ты просто убегаешь от меня?

– У меня завтра интервью на телевидении, я не могу его пропустить. – Я и извинялась, и оправдывалась одновременно, не понимая, что заставляет меня оправдываться.

– Увидимся через две недели! – уже вдогонку крикнула Карина, напоминая о своей вечеринке.

1906

– Увидимся через две недели. – целуя Аннушку на прощание, тетушка была полна предвкушением праздника.

Этим вечером была генеральная репетиция танца Аннушки. Танец состоял всего из пяти простых движений, но пленял скрытым смыслом и изяществом движений.

– Бедра идут назад – ты чистишь пространство от всего лишнего, что заполняет его. – голос Аннушкиной наставницы все еще звучал в моих ушах, когда я вспоминала репетицию. – А теперь ты собираешь энергию и втягиваешь своего мужчину, и бедра идут вперед, делая восьмерку. И восьмерка превращается в волну, которая захватывает твое тело. Смотри на него, проникай в него взглядом, пленяй его и зови, повторяй про себя: «Ты – мой». И теперь руки. Постарайся ими играть. Но сохраняй свое внимание внизу живота, в твоей матке, и тогда движения приобретут плавность и томность, будут будоражить и манить, дразнить и обещать наслаждение. Сама растворись в этом наслаждении, будто бы волна возбуждения поднимает тебя, чтобы обрушиться вниз волной наслаждения.

– Танец готов, теперь можно примерить и костюм, – входя с белым хитоном в руках, подтвердила тетушка. – Аннушка, надевай.

Аннушка оделась. Хитон был сшит из тончайшего батиста, затканного внизу золотым древнегреческим узором. На правом плече ткань была закреплена золотым украшением, а левое плечо оголено. Золотистый пояс подчеркивал талию, позволяя ткани свободно струиться до пола. С одной стороны, Аннушка была целомудренно одета, но с другой – ткань была настолько тонкой, что позволяла видеть все тело.

– И кем ты себя чувствуешь? – ахнув от восхищения, спросили мы.

– Древнегреческой богиней, – ответила Аннушка.

2006

Я ехала на такси на вечеринку к Карине, чувствуя себя древнегреческой богиней, спустившейся с Олимпа. И все, что для этого надо: бирюзовое платье от Готье, похожее на греческую тунику с тонкой сеткой, сквозь которую просвечивала золотая цепочка, обвивавшая мою талию. Легкий макияж с бирюзовой подводкой гармонировал с цветом моих глаз и цветом платья. В салоне мои волосы убрали в высокую прическу, а медальон завершил образ. Весь салон, затаив дыхание, слушал легенду об обруче, круге женской силы и провожал меня восхищенными взглядами.

– Ларочка, как я рада, что ты приехала! – Каринка была сногсшибательна в темно-красном обтягивающем платье с глубоким декольте.

– Карина, даже мне тебя хочется в этом платье съесть. Представляю, как ты действуешь на мужчин.

– Антон меня еще не видел! Для меня это платье знаменует переход в состояние Любовница. Думаю, пора. А ты, судя по твоему наряду, упиваешься властью Королевы.

– Угадала, – кивнула я. – Как только входишь в это состояние, понимаешь, что мужчины лишь для того, чтобы служить тебе, восхищаться тобой и поклоняться тебе.

– И как Богдан – восхищается и поклоняется?

– Пишет каждый день восторженные смс и сообщает, что мечтает меня увидеть.

– Что, Богдан тебе стал писать каждый день? – заинтересовалась подруга.

– Да, эти две недели пишет каждый вечер и каждое утро. Видимо, почувствовал, что энергетически я ускользаю к Спиросу, и начал активно действовать. И я, как наивная девочка, ведусь на это. Как у мужчин замечательно получается приручать женщин. Начинают посылать тебе смс каждый вечер: «Спокойной ночи, ты самая замечательная и необыкновенная», – и каждое утро: «Доброе утро, солнышко», – и ты привыкаешь к этому, словно к наркотику, начинаешь ждать каждый вечер его сообщение и уже не находишь себе места, не получив ежедневной порции внимания.