взбелениться и действовать наобум. В этом году на Эвересте уже погибли несколько человек, и нужно было что-то придумать, чтобы предотвратить новые жертвы.

Я поднялся на небольшой каменный выступ над очередью. Сверху это выглядело еще страшнее. Я попытался регулировать движение людей, но лишь некоторые прислушались к моим словам. Идущие наверх не хотели уступать тем, кто спускался, споры то тут, то там возникали ежеминутно, а безумные обгоны, которые предпринимали некоторые альпинисты, грозили падением в пропасть. Стало понятно, что очередной несчастный – вопрос времени. Кроме того, более опытные альпинисты, шедшие быстрее основного потока, то и дело кричали на тех, кто тащился впереди.

– Тебе нужно полчаса, чтобы пройти пять метров, – орал один альпинист другому, – отойди в сторону, дай нам пройти.

Я обратил внимание на гида-шерпа, который, видя происходящее, начал разворачивать своих клиентов, опасаясь за их жизнь. Некоторые из них неохотно соглашались, другие игнорировали его указания. Это было самое настоящее безумие.

Происходящее требовалось как-то взять под контроль.

Когда стало понятно, что никто не собирается помогать, я попытался хоть как-то организовать толпу. Наибольшей проблемой в таких ситуациях является авторитет, поскольку в альпинистском сообществе полно альфа-самцов и альфа-самок. Однако именно такие люди, как правило, идут и в спецназ. Опыт военной службы показывал, что наиболее действенный способ управлять ими – быть круче и лучше, чем они. Кроме того, в ситуациях, когда возникает риск погибнуть, управление как группами людей, так и отдельными индивидуумами – ключевой аспект выживания. Как правило, люди в такой ситуации, склонны прислушиваться к тому, кто начинает командовать. Потому что никто не хочет умирать.

Впереди творилось нечто невообразимое. Длинная очередь вилась к вершине от ступени Хиллари.

Сначала я разобрался с альпинистами, которые ждали своей очереди дольше других. Мои действия несильно отличались от того, что делает регулировщик дорожного движения, с той лишь разницей, что я регулировал поток альпинистов на высоте восьми километров. Некоторые из них уже настолько устали, что, казалось, забыли базовые навыки, необходимые для высотного восхождения. По сути, у них начиналась горная болезнь. В некоторых случаях я обсуждал с гидами-шерпами состояние их подопечных. Клиентов, у которых налицо были явные затруднения, я рекомендовал отправлять вниз.

В итоге пришлось провести в районе ступени Хиллари около двух часов, и с каждой минутой возможность побить собственный рекорд уменьшалась. В конце концов затор рассосался. 90 % людей в пробке либо взошли на вершину, имея достаточно времени на спуск, либо уже шли вниз, в четвертый лагерь. Пришло время и мне последовать примеру последних. Теперь моей главной целью была Лхоцзе.

Я уже отставал от графика примерно на три часа, однако беспокоился не сильно. Если даже покажу чуть лучшее время, скажем, на час, все равно это будет рекорд, хотя, конечно, усталость наверняка сыграет свою роль. У Лхоцзе очень крутой склон, и подниматься быстро по веревочным перилам было очень непросто – мои квадрицепсы и икры буквально горели от тяжелой работы. Чтобы не перетрудить мышцы, я поменял немного технику подъема и стал карабкаться подобно крабу, чтобы нагрузка приходилась на подвздошно-большеберцовый тракт.

Восхождение на Лхоцзе было более красивым, но и более трудным. Ведущий к вершине кулуар состоит из черных скал, и они сверкали на солнце. Рядом высился массив Эвереста, его вершина пряталась в облаках, тем не менее цепочка людей, спускавшихся в четвертый лагерь, по-прежнему не иссякала. По пути к высшей точке Лхоцзе я миновал по меньшей мере три трупа, и один из них выглядел особенно неприятно: человек в ярком желтом костюме встречал проходящих по этому маршруту жутким оскалом. Похоже, мертвец лежал здесь уже не один год. Это было хорошим напоминанием о том, что природа на таких высотах сурова и беспощадна. «На его месте можешь оказаться ты, если не позаботишься о том, чтобы все шло как надо», – сказал я себе. Впереди еще много тяжелой работы.

Я поднялся на вершину и вернулся, показав ровно то же время, что и в 2017 году, – десять часов пятнадцать минут.

Затем удалось быстро добраться до базового лагеря Макалу на вертолете и отдохнуть несколько часов, прежде чем отправиться наверх с Гелдженом. Маршрут был заранее обработан, снег – неглубоким, и мы продвигались быстро и легко, затратив на подъем восемнадцать часов. Мы взошли на Макалу 24 мая. Первый этап Project Possible был завершен вовремя, как и планировалось. И я побил один из двух мировых рекордов, которые планировал: поднялся на Эверест, Лхоцзе и Макалу за 48 часов 30 минут, улучшив свое же время на этих восьмитысячниках.

К сожалению, задержка на Эвересте не дала возможности показать лучший результат на Эвересте и Лхоцзе. Но я по-прежнему был в игре – на первый этап Project Possible ушел всего тридцать один день, и это не могло не вызывать восторг.

Неужели и теперь кто-то будет сомневаться в том, что я могу реализовать задуманное?

15

Горы и политика

Между тем увиденное на ступени Хиллари не отпускало меня. То, что творилось на горе в сезон, по сути, являлось началом катастрофы. Люди вообще имеют представление, что значит восходить на Эверест в такой ситуации? Я вновь просмотрел фотографии очереди, сделанные недалеко от вершины, потом опубликовал их в Facebook и Instagram. Я и представить не мог, к какой головной боли это приведет.

Довольно быстро снимок, на котором запечатлены около полутора сотен альпинистов ниже ступени Хиллари, облетел весь мир. Внимание в основном привлекало то, что изображено на фотографии, и я получал лайк за лайком, хотя были и те, кто обратил внимание на то, как и где она сделана.

Любой альпинист-высотник подтвердит, что сделать приличный снимок выше восьми километров очень не просто. Высота сильно влияет на тело и мозг, и даже выполнить последовательно несколько простых действий – снять перчатки, отыскать камеру в кармане, навести ее и правильно сфокусировать – порою невозможно. Даже обычное селфи не всегда дается. И попросить кого-то сфотографировать себя – тоже задача, многие шерпы, например, не особо умеют обращаться с фотоаппаратом. Поэтому кадры в «Зоне смерти», как правило, получаются некачественными и размытыми. Мне повезло.

В базовом лагере Макалу я посидел за ноутбуком, отправил несколько писем потенциальным спонсорам, отметив, что первая фаза проекта успешно завершена. Затем пришло сообщение от моего друга – профессионального фотографа, который советовал подумать, что, может, стоить продать снимок Эвереста? Очень много людей уже прокомментировали фото и поделились им в соцсетях, а несколько