но постебаться над попавшим впросак коллегой — никто себе в удовольствии не откажет.

В дежурной части меня ждала претензия на четырех листах убористого машинописного текста. Некий юрист Воробьев Эдуард Викентьевич, действуя на основании чьей-то доверенности, требовал меня десять миллионов рублей или их эквивалент в СКВ за…. Дальше я завис, пытаясь продраться через нагромождение юридических терминов, которыми густо сыпали жонглировал Воробьев Э. В., потому как, такого набора я не встречал даже в самых лютых монографиях по теории государства и права. В общем, деньги с меня требовались за утраченную машину. Так что, миллион рублей или эквивалентную сумму в СКВ за моральные страдания, что пришлось претерпеть гражданке Ермоленко во время сексуального домогательства, произошедшего в моем служебном кабинете, при моем полном одобрении и скрытом соучастии.

В любом случае, сейчас я не собирался ничего предпринимать, оставалось только положить сей труд шустрого юриста в стол и ждать дальнейшего развития событий. Среди срочных дел у меня числились раскрытие квартирного разбоя неизвестной богатой тети, имитация буйной деятельности по розыску преступников, чтобы у руководства даже не возникало вопросов по поводу того, что даже лицо опера Конева Руслана стало забываться в из памяти.

За вторую часть работы Руслана — поиск «потеряшек» я в этих условиях решил не беспокоится. Все равно, первоначальные розыскные действия выполняли дежурные опера, восемьдесят процентов, пропавших без вести находились сами в течении пары-тройки дней, еще десять процентов — течении недели, а вот крайний остаток… Их обычно находили гораздо позже, но на их розыск я также никак не мог повлиять.

Ожидаемо, к учетам нераскрытых квартирных разбоев и грабежей коллеги с соответствующей линии работы допустили меня с громким скандалом, вплоть до взаимного посылания друг –друга в далекое эротическое путешествие. Но, пусть я немногого потерял лицо, пойдя ябедничать начальству на отсутствие сотрудничества, но оно того стоило — через час у меня был список из десятка перспективных нераскрытых преступлений.

— А вы что, между собой там, в милиции, не общаетесь? — похоже, что седьмой звонок на контактные телефоны потерпевших, оказался в цвет — судя по хабалистому голосу, его обладательница могла двадцать лет служить при буфете или где там, эта богатая тетя работала…

Нет, встречаться я с вами не буду… — голос в трубке приобрел истеричные повизгивания: — Все равно с вас толку нету. И прямо сейчас меня ждет племянник на машине, чтобы увести в санаторий. Нет, до возвращения из санатория я ни с кем общаться не буду, итак, после того ужаса, ночами не сплю.

Из микрофона понеслись тревожные звуки коротких гудков — разговор оборвался так быстро, что мне не удалось задать больше никаких вопросов.

Дозвонившись до трех оставшихся потерпевших и убедившись, что к советскому общепиту они отношения не имеют, я стал собираться.

До нужного мне дома ехать было минут десять, но мне пришлось остановится на половине дороги — в зеркале заднего вида мелькнула коричневый капот «ВАЗовской» «копейки», очень похожей на ту, что верой и правдой служила одному из «квартирных» оперов. Пришлось мне притискивать машину к бордюру и идти к окошку небольшой закусочной, что расплодились в последнее время, к великой радости трудящихся, естественно тех, у которых в карманах водились деньги.

Взяв у улыбчивой подавальщицы два пирожка с капустой и сомнительную жижу, под названием «кофе три в одном» (от новинки — стаканчика с водкой, запечатанного сверху фольгой с названием на английском, я отказался), сел в машину, и начал перекусывать, поглядывая на левое крыло «копейки», броского цвета гуано, торчащего из ряда машин, припаркованных позади меня. Ехать на адрес, уехавшей в санаторий тетки сейчас нельзя категорически — коллеги, без малейшего угрызения совести, кинутся копать этот грабеж. Возможно, на подозрительного племянника не выйдут, но мне в раскрытии точно помешают. Ехать в какой-то другой адрес, где в разговоре с потерпевшим оставить для коллег ложный след, по которому они, безусловно, бросятся? Я подумал несколько минут, доел пирожки, пустой бумажный стаканчик сунул в кармашек двери и просто поехал домой.

— Ты что так рано? — Наташа удивленно-радостно высунула голову из кухни: — У меня еще ничего не готово…

— Да я мимо проезжал, решил, что соскучился и заехал ненадолго, кофе попить, на тебя посмотреть… — я оттолкнул морду суетящегося возле меня демона, что пытался одновременно сбить меня с ног и облизать лицо и стал разуваться.

— Что, правда соскучился? — в глазах у девушки вспыхнули огоньки, наверное, так играть нельзя, да и сильно нравилась мне столичная штучка, что уж юлить…

— Правда, правда. — я чмокнул в аккуратненький носик и протиснулся на кухню, достал джезву и пачку с молотым кофе — последние двадцать минут хотелось перебить привкус «три в одном».

Кофе дал коричневую пену через пять минут, я долил его в кружку с горячим молоком и подошел к окну.

Машина «квартирников» пряталась за соседним домом, если не знать, что они там есть, то и не увидишь. Насколько я помню, парни не знают, что я живу в этой квартире, но знают, на какой этаж я поднялся — уверен, что внизу кто-то стоял и считал, сколько секунд ехала кабина лифта до моего этажа.

— Прости, что ты сказала? — я отвернулся от окна.

— Я сказала, что хотела бы на завод устроится…

— Не вопрос, только давай сделаем так — я пару дней подумаю, как это можно сделать, а потом тебя туда довезу. Только давай так — мы с тобой не знакомы, и уж, тем более, никому там не говори, что мы с тобой вместе…

— Почему никому не говорить? — удивилась девушка.

— Понимаешь, у меня на заводе много, скажем так, недоброжелателей, кое кому я хвост отдавил. Поэтому, лучше будет, если нас с тобой, для посторонних, ничего связывать не будет. Кому надо, те будут знать, кто ты и откуда, а для широкой публики эта информация лишняя. Ладно, побегу я, на службу пора.

Я притиснул к себе, радостно пискнувшую, девушку и стал одеваться.

К стоящей в укрытии «копейке» я подъехал через пять минут. При приближении моей машины, две головы за лобовым стеклом,