Таким образом, если раньше в лучшем положении оказывались организации, в которых число не прошедших чистку коммунистов было относительно небольшим, то теперь, наоборот, каждый партийный коллектив был заинтересован в том, чтобы отправить за борт как можно больше своих членов, продемонстрировав тем самым подлинно большевистскую принципиальность и бдительность.

В соответствии с полученными из Москвы указаниями наиболее тщательной проверке подвергалось социальное происхождение (не является ли выходцем из классово-чуждой среды, скрывшим это от партии), деятельность в период Гражданской войны, членство в других партиях до вступления в ВКП(б), отношение к внутрипартийной оппозиции в 20-е годы и так далее. При малейшем подозрении сообщаемые данные надо было подтверждать документально. В результате с началом второго этапа проверки на партийные архивы обрушилась лавина запросов, касающихся уточнения анкетных данных проверяемых коммунистов и фактов их политической биографии. При подготовке ответов архивистам приходилось просматривать материалы партийных чисток 20-х годов, протоколы и стенограммы съездов, конференций, совещаний, собраний, и, если в них обнаруживалось какое-нибудь выступление интересуемого лица с позиции, отличной от тогдашней «генеральной линии», соответствующий текст включался в справку-ответ в качестве вещественного доказательства антипартийных взглядов проверяемого.

Поток запросов все нарастал, и архивам пришлось увеличить рабочий день до 12–14 часов, затем отменить выходные, а когда и это не помогло, по разнарядке городских парторганизаций на вечернюю работу по составлению справок были мобилизованы студенты-коммунисты, затем к делу подключили коммунистов-пенсионеров. Некоторые райкомы, потеряв надежду получить ответы на свои запросы, присылали для работы в архивах специальные бригады. Однако дело было не только в нехватке людей — сами архивы находились в то время в весьма плачевном состоянии. Значительная часть имеющихся у них документов хранилась в неразобранном виде, и в конечном счете больше половины запросов так и осталось без ответа.

В течение июля, августа и сентября 1935 года Ежов проводил совещания с участием руководителей местных партийных организаций, на которых обсуждалось положение с проверкой партийных документов в различных регионах страны. Помимо рассмотрения чисто технических проблем, связанных с проверкой, на них затрагивались и более общие вопросы, что давало возможность приехавшим партийным функционерам быть в курсе самых последних установок вождя и правильно ориентироваться в новейшей политической ситуации. Выступая, например, 1 июля на совещании, обсуждавшем ход проверки партийных документов в Горьковском крае и Челябинской области, Ежов рассказал присутствующим, как следует теперь относиться к состоящим в партии иностранцам:

В другой раз Ежов уточнил, что шпионами являются, конечно, не все коммунисты-иностранцы, а прежде всего те из них, кто впервые вступил в партию, оказавшись в Советском Союзе. «Эти люди, — заявил он, — почти на 90 %, можно с уверенностью сказать, шпионы».

Но если с иностранцами все было более или менее просто, то при проверке собственных коммунистов надо было проявлять особую бдительность, так как здесь можно было столкнуться с весьма изощренными формами маскировки.

В этом случае, как и во многих других, не обойтись было без помощи «компетентных органов». Однако на первых порах работники НКВД не проявляли особого стремления к сотрудничеству.

Коммунисты бились над тем, чтобы вывести на чистую воду какого-нибудь подозрительного члена своей организации, а в это самое время в местном управлении или отделе НКВД могли без всякой пользы лежать компрометирующие его материалы, которыми чекисты и не думали делиться с товарищами по партии. И личным опытом, и историей своей организации работники НКВД были сориентированы на борьбу с классовым противником, и попытки вовлечь структуры госбезопасности в выискивание врагов среди членов партии должного понимания в их среде, как правило, не находили.

Д. И. Волкович, секретарь ЦК компартии Белоруссии, с возмущением рассказывал на одном из совещаний, что ни один из шпионов, разоблаченных в республике в ходе проверки партийных документов, не был изобличен благодаря помощи НКВД. «Некоторые работники [НКВД] даже обижаются, — заявил он, — что эти шпионы выявлены парторганизациями, и считают шпионов, выявленных парторганизациями, какими-то второстепенными». И бывало так, что, позвонив в местное отделение НКВД и рассказав о каком-нибудь подозрительном коммунисте, работники райкома или горкома слышали в ответ: «Вы отобрали партийный билет — и достаточно».