Анна огляделась и указала на лежащее невдалеке бревно:

– Вон там присядем.

– Не желаешь, значит, в кустики? Ну и ладно… хотя и жаль. – Аристарх так блудливо ухмыльнулся и подкрутил ус, что куда там Глебу!

– Постыдился бы, старый… – Анна опять начала сердиться, но уже не так, как на крепостном дворе. Там были стыд и злость на свою глупость, а здесь…

«Да что ж такое-то? Леша так учил отроков противника из равновесия выводить, только он про равновесие телесное говорил, а этот меня из равновесия духовного… Да как легко-то, прям играючись! То стыд, то ярость, то в девичество вернул… Сколько всего сразу… О, и искусен, старый козел».

– Ну молодость вспомнить не грех, особливо когда страсти такие, – перебил размышления Анны Аристарх. – Ишь, разрумянилась… Ладно, ладно, все уже, а то опять от меня, как от нечистого, крестом отмахиваться станешь. Пошли присядем.

Посидели, помолчали. Мысли Анны от старосты перешли к каре для плотницкой артели…

«Это ж, поди, и Сучок тогда утром с Плавой… С какой радости они ко мне за решением кинулись, коли Мишаня приказание и так отдал? Хотели, чтобы я, по незнанию, остановила Сучка своей волей? Не иначе сговорились! Над боярыней изгаляться осмелились? Ну уж нет, от меня вы кротости монашеской не дождетесь! Я вам всем…»

Додумать опять не дал Аристарх:

– Ну перво-наперво ты, Анюта, умница. Верно суть стези боярской понимаешь.

«Издевается, что ли?»

– Ты глазами-то не сверкай, не сверкай! Я правду говорю! Ты здесь, в крепости, боярыня, значит, тебе есть дело до всего. Ничто и никак мимо твоего внимания проскользнуть не должно. И в этом ты права, хотя… Я так понимаю, в крепостное строение ты не сама полезла, а тебя туда вовлекли. Так?

– Выходит, что так…

– Вот, едрен… гм… А ежели ты не сама решила в это дело вникнуть, а тебя в него втащили, то кто ж кем тут правит? Боярыня артелью или артель боярыней?

– Да я их за это…

– Забудь! – Аристарх звонко шлепнул ладонью по колену. – О том, что над тобой посмеялись, забудь, а помни о том, что покусились на твое право повелевать! На право, которое только тебе единой здесь и принадлежит. Тебе, и больше никому! А что посмеялись… это только способ. Люди придумали много способов заставить других поступать так, а не иначе, если не имеют сил принудить. Ты и сама не хуже меня знаешь, как бабы поворачивают по-своему: слезами и жалобами, криком и руганью или нашептыванием и сплетнями… страшнее же всего – лаской, улыбками и добрыми советами. А суть одна – они за тебя решили, как ты должна поступить, и на это тебя разными способами подвигают! Посему помни, коли тебя, все равно каким способом, подталкивают к решению или поступку, о которых ты ранее не задумывалась, перво-наперво помысли: кому и для чего это надо, и надо ли это тебе?

– Что ж мне, вот так каждый раз и…

– Да, Анюта! Каждый раз. Это только попервоначалу трудно, а потом войдет в привычку, и сама замечать перестанешь.

– Ну хорошо… – Анна в задумчивости потянулась за травинкой, сорвала ее и сунула кончик в рот. – Вот ты говоришь «во все дела вникать», а я же в крепостном…

– Вникать-то по-разному можно. Всего ты узнать не сумеешь – ни у кого не получится… Как твой Михайла говорит: «Нельзя объять необъятного»…

– Это не Михайла, это какой-то древний грек сказал…

– Неважно, кто сказал, главное, что так и есть. Если чего-то не разумеешь, ищи среди своих подчиненных людей, сведущих в нужном тебе деле. Вот, скажем, не пошла бы ты сразу по зову Нила, а позвала с собой кого-то из наставников… Получилось бы у артельщиков над тобой поглумиться? Да ни в жизнь!

– Ага! И сразу показать им, что я в этом деле ничего не смыслю, за других прячусь.

– А бабе в этом смыслить и не надлежит! Урона твоему достоинству в том нет. Но если уж тебе так хочется, чтобы все гладко прошло, то могла бы сказать, что тебе переодеться вот в это надо, – Аристарх сморщился и указал носом на порты-юбку, – а пока ты ходишь, позвали бы Прокопа или Тита. Потом, когда все посмотрели бы, постояла бы какое-то время с ними на глазах у артельщиков да поговорила бы о чем-нибудь. Неважно, о чем. Главное, что плотники бы поглядывали на вас, да в затылках чесали: о чем меж вами речь идет? Ведь и не усомнились бы, что о них и об их работе, а вот что именно говорите… ох и измаялись бы! Раз и навсегда у них охоту шутить с тобой отбила бы!

– Жаль, сейчас уже поздно, – Анна расстроенно вздохнула – не исправишь…

– Да ничего не поздно! – Аристарх снова шлепнул ладонями по коленям. – Нет, ну это ж надо? Я учу бабу язвить да вредничать! Треснуться можно, едрен дрищ! Неужто сама сообразить не способна?

– Да что соображать-то? – Анна досадливо поморщилась. – Крепостному строению за один день не научишься…

– Анька! – Аристарх снова то ли рассердился, то ли сделал вид. – Ты боярыня, сиречь начальный человек, у тебя тут куча подручных, и в этом твоя сила, неужто не разумеешь?

«Ну да – куча… Я поначалу и сама так подумала, а потом… Все же либо Корнеевы, либо Мишанины, а моих-то и нет».

Староста внимательно глянул на Анну и сам с собой согласился: – Да, похоже, не разумеешь. Ну ладно, по-другому поговорим. Артель над тобой посмеялась. Так?

– Так…

– Ты этого не поняла, а потому выглядишь еще смешнее. Так?

Анна лишь кивнула.

– Наказать их за это надо обязательно. Так?

– Так-то оно так, да…

– Ну?

– Наказание измыслить не трудно – такое, чтобы до конца жизни хватило! И чтоб вздрагивали, как вспомнят! – Она с усилием подавила разгорающуюся снова ярость. – Только в любом деле своя польза должна быть…

– А какая польза?

– Ну… – Анна сразу не нашлась с ответом. – Подумать надо.

– О! – знакомым Корнеевым движением Аристарх вздел указательный палец. – Подумать! То есть никакой горячности, обид и прочих страстей. Холодным рассудком!

– Вестимо, боярыне горячиться не след…

– Вот-вот! А посему берись-ка ты, Анюта, за то место, которым вы, бабы, думаете, и начинай размышлять.

– Место-то такое же, как и у вас… – попробовала обидеться Анна.

– Пока что-то незаметно, – парировал Аристарх, – но попробуй, вдруг получится? Перво-наперво: какое наказание самое лучшее? А такое, от которого твоему боярскому достоинству урона нет. Понятно?

– Да какой же урон от наказания? – удивилась Анна. – Я – боярыня, наказывать – мое право.

– Дура ты, а не боярыня! Не сметь дуться! Я тебя учу, а не обижаю! Людьми командовать – наука великая, а ты в ней пока ни уха ни рыла. Людьми! В том числе и мужами, а не только семейными или холопами – это-то ты худо-бедно умеешь. Ты же здесь сейчас, как Корней в Ратном, но ни знаний, ни опыта его не имеешь. Ну повезло, что молодняк на тебя чуть ли не молится, а уважением взрослых ты не столько себе, сколько Корнею обязана. Тебе сейчас хотя бы это не растерять, а уж настоящее, заслуженное, уважение годами добывать и укреплять придется.