Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лидия выйдет замуж за одного из ваших друзей, когда те придут к власти, и он обеспечит ей и десятое платье, и дюжинную пару обуви, — меланхолично сказал Митя.
Ада даже остановилась, и все же выдернула руку из-под его локтя. Посмотрела на Митю огромными, невероятно серьезными глазами и с чувством сказала:
— Поверьте, они не такие! Вот вы сами убедитесь — мы почти уже пришли.
И указала на с немалым вкусом сделанную вывеску над вовсе даже не мелкой, а вполне пристойных размеров лавкой. Пристроенная к стене кованная лестница вела на второй этаж. Ступеньки забренчали под ногами и тогда Митя тихо спросил:
— А Даринка? Дарья, чем она займется, если не будет имущества Шабельских, за которым она должна присматривать?
— Станет свободной, — грустно ответила, Ада и со вздохом добавила. — Может быть… Ведь кроме нас есть еще и Петька, а он — создание совершенно беспомощное.
Митя удивленно посмотрел ей вслед: если уж барышни мечтают о независимости, то уланский офицер должен как-то дать лад собственной жизни. Но кажется, Ада была серьезна.
— Я часто думаю об этом. Вот мы все разлетимся так или иначе, а Даша так и останется где-нибудь в имении, вечно нянчиться с Петькой! Разве это судьба для девушки? — она ступила на площадку, отгороженную кружевом перил, и отрывисто постучала в окованную железом дверь.
Та немедленно распахнулась и в проеме появился улыбающийся Тодоров:
— Ада, я ра… Ооо! — вид маячившего позади Ады Мити заставил его замереть как Лотову жену20, и тут же расплыться в восторженной улыбке. — Вы пришли! Надо же, в самом деле! Заходите же скорее! — и без всякого стеснения ухватив Митю за рукав, затащил внутрь.
— Новый гость? — навстречу им вышла красивая, чуть полноватая дама с толстой косой, короной уложенной вокруг головы. — Поставлю еще чашку.
— Да, мама! Мы даже не рассчитывали на Дмитрия, а он пришел! — весело откликнулся Тодоров, и не озаботившись представить Митю даме, поволок дальше. Вот же — невежа.
А вот дом Мите неожиданно понравился. И подумать не мог, что ему может понравиться квартира над лавочкой, но здесь было непривычно мало мебели и много простора. Занавеси из легкой ткани вместо привычного пыльного бархата колыхались под ветерком, пол выложен светлой доской, и блестел от воска. А редкие безделушки отличались изяществом и были расставлены так, что мгновенно приковывали взгляд. У кого-то в этом доме отличный вкус, столь необычный для простолюдинов.
— Смотрите, какой сюрприз! — завопил Тодоров, почти вталкивая Митю в комнату.
В небольшой гостиной воцарилось каменное молчание, сидящие вокруг круглого стола под лампой с солнечно-золотистым абажуром юноши и барышни — всего человек семь — начали медленно поворачиваться к ним.
— Неприятный, — хмуро буркнул гимназист Гирш.
Сидящий рядом парень постарше, здоровяк, похожий на принарядившегося грузчика, ахнул, переводя взгляд с Тодорова на Митю:
— И вправду Христо сынка полицейского начальника пригласил! А я думал — шутишь!
Сидящие начали переглядываться, прокатился шорох. Троица барышень за столом придвинулись друг к дружке поближе, будто опасаясь от Мити нападения.
— Дмитрий — мой гость, — внушительно объявил Тодоров.
— Тодоров сошел с ума, — меланхолично сказала девица в блузе с пышными рукавами и широкой юбке. Таких, кажется, называют «лампочками».
— Дети, пейте чай и не ссорьтесь! — мама Тодорова поставила на стол еще одну чашку, и одарив всю компанию строгим взглядом, вышла.
— Ну что ж, присаживайтесь. Не будем сердить мадам Тодорову, — здоровяк-«грузчик» со скрежетом отодвинул стул за спинку. И усмехнулся, разглядывая Митю будто мешок, который предстояло закинуть на склад. Желательно, на самый верх штабеля.
Митя молча повернулся к позабытой всеми Аде и повел к стулу ее. Усадил. Ада потупилась, но сидела очень прямо, чувствуя скрестившиеся на них взгляды.
— Цирлих-манирлих! — фыркнула «лампочка». — Еще руку поцелуйте!
Митя протянул раскрытую ладонь, предлагая девице подать руку. Одна ее соседка, пухленькая и белокурая, ахнула, то ли восторженно, то ли возмущенно, вторая, худенькая барышня с остреньким личиком, лукаво усмехнулась.
— Вот недоставало! — гневно запищала «лампочка», пряча руки за спину, будто Митя мог схватить ее силой. — Вы девушкам руки целуете, потому что за людей не считаете! Думаете, мы настолько вам не ровня, что вас это даже не унизит! Как как животное приласкать!
— Сударыня, я еще ни одному коту не целовал лапы, — серьезно объявил Митя.
Худенькая барышня звонко расхохоталась:
— А мне поцелуете? — почти подпрыгнула она на стуле. — Мне никто рук не целовал, все за человека считают! Так и помрешь равноправная и не целованная! — она покрутила перед собой растопыренными ладонями, и сунула руку в отметках чернил Мите под нос.
— Сара! — прикрикнул на нее Гирш.
Едва не захлебнувшийся воздухом Митя быстро взял себя в руки — фигурально выражаясь, а ладонь барышни — буквально, и склонился как в лучших домах Петербурга.
— Вот так вот! Видали! — прижимая ладонь к груди с торжеством вскричала барышня. И скорчила остальным рожицу.
— Эта егоза — Сара, сестрица Гирша, противница целования рук — Ривка Лифшиц, ее отец в еврейском училище преподает, и Наташа Сидорчук, кассирша из магазина «Вѣнскiй шикъ» — вмешался Тодоров.
«Помилуйте Предки…» — только и мог безнадежно подумать Митя. Право же, какое чудное общество.
— Гирша знаете, тут Петр и Иван, — Тодоров кивнул на соседа здоровяка — очень худого юношу с лицом, будто со средневековых фресок.
— Сосланы в Екатеринославскую губернию под гласный надзор полиции, — любезно сообщил здоровяк. — Может, хватит уже разыгрывать малый прием императорского дворца? После познакомитесь, если надо будет. Давайте уже к делу!
Митя невозмутимо кивнул и уселся. Кроме чайных чашек и пары скромных блюд со сладостями вокруг самовара были сложены в стопку брошюрки. Митя скользнул взглядом по корешкам, отметив ту же «Сказку о четырех братьях», «Хитрую механику» и даже несколько подпольных изданий «Работника».
— Все запрещенные, — любезно сообщил здоровяк Петр. — Расскажете папеньке своему, пусть конфискует!
— Благодарю, у него есть, — равнодушно ответил Митя. — И даже издания получше.
На самом деле равнодушие давалось ему нелегко. Книги на столе относились к безусловно запрещенным. Сын начальника Департамента полиции на сходке с запрещенной литературой! Такое и отцу карьеры может стоить, а самому Мите… это не фрондировать перед Лаппо-Данилевским, строя из себя либерала. За такое не только тетушка Людмила Валерьяновна, но и дядюшка Белозерский может в захолустное юнкерское училище законопатить. На перевоспитание!
— Мы их продаем, в поддержку ссыльных, — с энтузиазмом сообщил Тодоров.
Час от часу не легче — теперь еще и распространение нелегальщины. Самое