эти действия сопровождались многочисленными статьями в газетах и журналах. Что подогревало интерес общества к данному вопросу. Досталось славы и мне, как случайно спровоцировавшему этот процесс. Опять пошли письма и поднялись продажи моих книг.

Не успела утихнуть шумиха вокруг избирательных прав женщин, как «Санкт-Михельские известия» опубликовали письмо одного из финских стрелков с фронта. Где, в частности, было про то, что у них в батальоне действует библиотека, книги для которой прислал Матти Хухта. Статью перепечатали столичные издания, и княжество в очередной раз накрыла волна пожертвований для организации армейских библиотек во всех батальонах «Особой китайской бригады».

Сенат создал специальную книжную комиссию под руководством знаменитого финского писателя Йоханнеса Бруфельдта, куда и стекались все пожертвования. Книг было закуплено и пожертвовано очень много, но отправить их на фронт помешала высадка японской армии на Ляудунский полуостров и блокада Квантунской области. Часть книг всё-таки отправили в войска, но в учебные роты, расквартированные в самом княжестве.

Сообщение о победе нашей бригады над целой японской армией и пленении её командующего подняло очередную патриотическую волну. Но более всего этой победе радовались в России. Так как это была первая громкая победа армии после проигранных сражений на реке Ялу и при Порт-Адамсе.

Подробности того сражения шли до Финляндии довольно долго. Только в самом конце мая неизвестные добровольцы смогли добраться до города Порт-Эдвард, как в этом мире называли китайский Вэйхайвэй, и отправить более подробное описание. Которое моментально перепечатали все издания не только княжества, но и империи.

……

В нашем лицее висела подробная карта театра боевых действий. И надо сказать, она не особо радовала. Квантунская область оказалась полностью блокирована, а русские войска отступили и окапывались вдоль железной дороги на линии от Инкоу до Мукдена. На место разгромленной второй армии генерала Оку японцы перебросили третью армию генерала Ноги.

И именно эта карта меня постоянно сбивала на мысли о правильном и неправильном ходе истории. Но вскорости начались переводные испытания во второй седьмой класс и я полностью выбросил идущую войну из головы. Благо, что я решил не помогать своему кузену Микке. И всё из-за того, что он отказался помогать отвечать на приходящие мне письма. Мы даже поссорились.

— Я не могу готовиться к испытаниям и читать то, что тебе пишут, — заявил мне Микка, когда я попросил его дать ответ на некоторые послания, касающиеся пионерской организации.

— А ты не забыл, что ты тоже пионер и мой помощник? — попытался я его укорить.

— Да не хочу я быть пионером! Достало! И помогать я тебе не хочу! Ты постоянно меня заставляешь что-то делать! Микка, принеси то! Микка, сделай это! С тобой скучно! Ты постоянно возишься, то со своим мобилем, то что-то печатаешь на машинке! Когда мы с тобой последний раз гуляли, а? И ворчишь постоянно, как наш дед!

— В прошлое воскресенье на рыбалку ходили. Уже забыл? Да я с тобой вожусь и с твоими уроками, наверное, больше времени, чем провожу в мастерской.

— А не надо со мной возиться! Я сам всё могу! Я не маленький!

— Тогда, пошёл вон из моей мастерской! — потерял я терпение и указал этому лопоухому чуду рукой на дверь. — И не смей сюда заходить!

Мелкий как-то растеряно глянул на меня и, развернувшись, молча покинул помещение.

«И что это на него нашло?» — думал я, пока мои руки механически, без моего участия, накручивали медную проволоку на деревянную катушку. «Может, я, и правда, перегнул палку с опекой? И что мне теперь делать? Хотя, а что я могу сделать? Прощать его выходку с отказом в помощи я не стану. Просто буду игнорировать его. Хотел свободы? Пусть получит.»

— Это, конечно, ваше дело, мастер Хухта, но я бы рассказал о выходке этого нахала взрослым. Чтобы его выпороли. Это же надо — отказать в помощи более старшему и успешному? — неожиданно подал голос наш мастеровой Рейма Кауди, который во время нашей ссоры обшивал кожей сидушки для второго мобиля.

— Эх. Дядя Реймо. Нет, не расскажу. Он же всё равно мой брат. А вот вы можете деду рассказать, если вам так хочется.

— Не-не-не. Это ваши семейные разборки. Вот ты с ним и разбирайся. Но, попомни, его наглость нельзя прощать. А то ты его всю жизнь будешь на своём горбу возить.

— Спасибо. Я разберусь, — пообещал я мужчине и продолжил собирать основу под простейший электромагнит.

Я всё-таки разобрал один «ревун электрический Лутцкого», купленный мной в Гельсингфорсе. И обнаружил всё то же, что и в простом электромеханическом автомобильном сигнале — электромагнит, который при подаче энергии заставлял вибрировать металлические пластины и издавать звук. Для усиления этого звука был приделан акустический рожок.

Вроде всё просто. Но электромагнит сейчас, в начале двадцатого века, и электромагнит начала двадцать первого века — это две огромные разницы. Сейчас нет не только никаких постоянных магнитов, но и просто намагниченный металл достать невозможно. Тот хтонический ужас, что представлял из себя электромагнит в купленном мной ревуне, я не взялся бы повторить ни за какие коврижки.

Слава великому ютубу и учителям труда в школах моего предыдущего мира, которые задают детям различные проекты на дом, я знал как можно сделать простейший электромагнит. Правда, тогда мы с детьми использовали картонную катушку из-под лески, медную проволоку и стальной болт. Сейчас же катушку пришлось клеить из шпона и вручную подбирать толщину проволоки, чтобы она создавала нужной силы электромагнитное поле при подаче напряжения в шесть целых и шесть десятых вольта.

Других аккумуляторов я просто не нашёл. Даже эти два свинцово-кислотных монстра были купленный мной за неприличные деньги. Причем, я уверен, что такая стоимость была вызвана тем, что аккумуляторы были в корпусах из вулканита, как здесь почему-то называют эбонит. А для получения простейшего электролита опять пришлось идти на поклон к деду, чтобы мне сделали на патронном заводе водный раствор серной кислоты.

Для двух автомобилей и этого пока было достаточно, если учесть, что электрическое освещение я тоже не смог сделать. Я написал письмо-просьбу Леопольду Мехелину