Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, может быть, не шибко образованный. Умные слова говорить не всегда умею! Но кое-что объяснить могу вполне доходчиво. Повторяю вопрос ещё раз! Все поняли, что мои слова надо слышать, а затем впитывать частями тела?
— Так точно! — гаркнули мы, и Шипко, наконец, успокоился. Он с довольным видом потер ладони, а потом скомандовал:.
— Тогда одеваем верхнюю одежду, строимся и выходим на улицу! Поработали, можно перекусить! Проголодались, наверное?
Отвечать никто не стал. Видимо, на всякий случай. Чтоб нам еще чего-нибудь не прилетело. Мы молча схватили куртки, пальто, тужурки, у кого что было, напялили их и выстроились в колону.
Николай Панасыч повёл нас в сторону двухэтажного здания, где я с утра наткнулся на директора.
— Че-то школа эта сильно напоминает совсем другое место…– Прокомментировал за моей спиной Подкидыш. — Не хватает вышек и собак. Вообще было бы один в один. Ходим строем. Работаем, как проклятые…
— Ты бы не каркал, Ванька… — Тут же отозвался Старшо́й.
— Не знаю, как вы… А я здесь ненадолго… — Заявил Подкидыш, но сразу замолчал, оглянувшись на Василия. Видимо, не только я считаю Зайца мудаком.
Тем более, мы уже подошли к основному корпусу и Панасыч, который топал впереди, остановился, дожидаясь, когда все соберутся в кучу.
По идее, этот день уже не мог стать хуже, чем был. По идее… Оказалось, нет предела совершенству…
Глава 17
В которой я узнаю, что не все «товарищи» мне — товарищи
Уже пора, наверное, привыкнуть к тому, насколько внезапно и с огоньком в моей новой жизни теперь приключаются различные события. А еще, кажется, я начал понимать, почему лицо материного родителя показалось мне похожим на лицо афериста со стажем. Просто, если сейчас я в его теле проживаю ту жизнь, которую реально прожил он, то все становится тогда на свои места. Реутов только и успевает, что прыгать из одной задницы в другую, потом выбираться из следующей, и практически сразу вхерачиваться в жир ногами.
Правда, это осознание, ровно как и мысль, что не такое уж плохое было лицо у деда, пришли ко мне чуть позже, после того, как закончился ужин. А пока…
Как говорится, ничто не предвещало беды. Впрочем, в тех условиях, в которых я оказался, сложно понять, что здесь вообще, с бедой. То ли она уже навалилась, то ли вот-вот станет еще бедовее, а все предыдущие проблемы и заботы — цветочки.
Шипко привел нас в столовую, которая располагалась в том самом основном корпусе.
— Везет кому-то… — Подкидыш крутил головой по сторонам и недовольно пыхтел. — Жратва под боком, душевую вон только что прошли. Поди́ сортиры здесь всяко культурнее, чем наша спальня…Почему нам какой-то обсосанный барак выделили…
— Ну, ты даешь. — Засмеялся Лёнька. — День всего в слушателях ходишь, а уже, ты погляди, сортиры ему подавай особенные…
— Цыц! — Прикрикнул Шипко. Мы как раз колоной вошли в столовую. — Вот сюда, на крючки вешаем свою одёжку. Аккуратно вешаем. Суеты не создаем. Что вы… Как бабы на базаре, честное слово…
Однако, детдомовцы, почувствовали запах еды. Им уже было до фонаря, в каком виде на крючках висит их одежда и что по этому поводу думает сержант государственной безопасности. Я, кстати, и сам проголодался так, что живот скрутило в морской узел только при одной мысли об ужине.
И надо отдать должное, ужин был просто королевский. Не сам по себе, конечно. Деликатесами баловать никто не собирался. Но в сравнении с тем, что приходилось есть в детском доме — настоящий праздник живота.
Когда перед нами появились тарелки с макаронами, сверху которых в каждой порции лежало по здоровенной котлете, салат из свежей капусты, хлеб и компот, впечатлился даже вечно недовольный Подкидыш.
— Вот это да-а-а…– Он наклонился вперед и провел носом сначала в одну сторону, потом в другую, прямо над едой. — Вот такой поворот мне по душе…
Ванька схватил ложку, собраясь накинуться на ужин, однако сразу же едва не тюкнулся лицом в тарелку от смачного леща, прилетевшего ему сзади.
— За что⁈ — Подкидыш оглянулся на Шипко, потирая затылок. — Вы чего деретесь, товарищ сержант государственной безопасности? Ничего же не натворил!
Лицо у него выглядело по-детски обиженным.
— Еще бы натворил…Я сказал, Разин, старые привычки забываем. — Панасыч оперся рукой о стол, справа от Ваньки, и немного подался вперед. Со стороны казалось, он хочет поведать Подкидышу какой-то секрет. — Сегодня вас не стану до конца третировать. Но имейте в виду, одной из дисциплин будет, в том числе, этикет. Для неразумных объясняю, этикет — это культурное поведение. Ясно? Нечего на еду кидаться, будто у вас ее сейчас отнимут. Привыкайте вести себя соответствующим образом.
— Красота-а-а-а…– Заржал Зайцев. — Это вся интеллигентская херня, что ли? Вилки, ложки, ножи, поварешки? Салфетки на рожу научимся вязать? Или куда там их вяжут…
— Жри уже! Молча! — Сорвался Подкидыш на Василия, а потом сам осторожно зацепил ложкой небольшую порцию макарон.
На всякий случай Ванька покосился на Шипко, который, оторвавшись от стола, сделал шаг назад и теперь замер за нашими спинами, наблюдая, как мы ужинаем. Сержант госбезопасности кивнул, мол, все верно делаешь. Только после этого Подкидыш сунул макароны в рот, зажмурился и принялся их тщательно пережёвывать.
— Николай Панасович! — Не выдержал Лёнька через пять минут. — Ну честное слово, так ведь подавиться можно. Кусок в горло не лезет.
— А ты его через «не лезет» запихивай…– Усмехнулся Шипко, однако все-таки отошел дальше от стола.
Кстати, он даже на имя и отчество, которые Лёнька вместо звания ляпнул, никак не отреагировал. Наверное, понял, мы реально уже просто охренели от того, как активно прошла вторая половина дня. Я для себя отметил, не такое уж он говно, получается. С одной стороны строгий, а с другой — хоть что-то, да по-человечески делает.
Следующие двадцать минут в столовой стояла тишина. В том смысле, что никто больше ни о чем не разговаривал. Только раздавался стук ложек о тарелки. Детдомовцы очень старались есть не торопясь, хотя давалось им это с трудом. Они периодически косились на Панасыча, но тот молчал и вроде бы даже выглядел довольным.
В общем ужин прошёл почти в семейной обстановке. Семья,