— И вы захотели встретиться со мной?.. — полувопросительно произнес Генрих. — Зачем?

— Я не знаю, совсем не знаю, что делать. — Рука Магги потянулась к бокалу, но, обнаружив, что там уже нет бренди, обессиленно опустилась на стол.

— Мсье, — окликнул Супермен проходящего официанта. — То же самое. Виски и бренди для леди.

— Вам повезло, что я действительно леди, — слабо усмехнулась Магги. Супермен понимал ее и ее состояние, но он не мог показать свое дружелюбное понимание женщине, сидевшей напротив. Нельзя. Потому он сказал совершенно противоположное тому, что чувствовал:

— Это вам повезло, мисс Магги. Вы избавились от очень крупных неприятностей. Если хотите точнее, — Супермен спокойно оглядел бар, — точнее, вы спасли собственную жизнь.

— И у вас еще хватает наглости и бесчеловечности запугивать меня, и это после всего того, что вы сделали с моей сестрой, почти ребенком…

Генриху было очень жаль английскую женщину, и тем более сестру его девчонки, почти родственницу в конце концов, но fucking world[117]устроен так глупо, что доброта и сострадание ассоциируются со слабостью. Нужно было запугать мисс Магги.

— Если вы действительно знаете все, — спокойно продолжал Супермен, — то вам, наверное, известно, что я профессиональный шпион. — Генрих замолчал, давая время подошедшему официанту разгрузить напитки с подноса. — Полковник Генрих Петров, — сказал он с легкой улыбкой, приподымая свой виски, — честь имею. Комитет государственной безопасности, широко известный у вас, на Западе, под криптонимом Кэй Джи Би.

Глаза простой женщины мисс Магги выразили страх, недоверие и снова — недоверие и страх по очереди. Генрих улыбнулся ей.

— Пожалуйста, не верьте в этот вздор, который вы слышали о моей организации. Мы не более жестоки или зловещи, чем любой другой «секретный сервис» в мире. Мы более могущественны, да, но не более зловещи. — Генрих замолчал. — Если бы вы обратились во французскую полицию или в ДСТ, впрочем, полиция в конце концов обратилась бы в ДСТ, очень возможно, что меня бы арестовали… Но… ваша судьба, мисс Магги, в таком случае сложилась бы весьма незавидно… Моя организация, — Генрих замялся, подыскивая слова, — моя организация вынуждена поддерживать свой имидж могущественной организации, а посему ни одно преступление, направленное против организации или ее индивидуального члена, не остается безнаказанным. Увы, — Генрих вздохнул. — За выдачу полковника КГБ Генриха Петрова в руки французской полиции (и впоследствии ДСТ) вас бы просто-напросто убрали. — Генрих опять вздохнул, словно подтверждая своими вздохами, что сам Генрих — человек неплохой и организация у него не зловещая, но служба есть служба, жизнь есть жизнь, борьба между государствами есть серьезная борьба. — Вы бы однажды вышли из этого бара и не вернулись бы домой. Никогда. Пропали бы. — Он замолчал и, сморщившись, проглотил свое виски…

Мисс Магги в этот момент ненавидела его еще больше.

— Вы — бандит, соблазнивший девочку-подростка деньгами, алкоголем, подарками и, наконец, героином… Вы убили человека — не знаю, одного ли, но одного точно, — вам место в тюремном сумасшедшем доме.

Супермен дал Магги сказать все, что она о нем думает.

Генрих сам возненавидел себя за произнесенную тираду, потому что то, что он говорил, нужно было сказать для дела, это не были его, Супермена, мысли и чувства. Мисс Магги, ах, если бы мисс Магги была другим человеком, внутренне свободным от предрассудков воспитания, образования, отвратительного каннибализма, называемого «гуманизмом», Генрих с удовольствием сказал бы ей правду. А правда состояла в том, что он и девчонка были два вольных, непорабощенных духа, встретившиеся случайно, но сблизившиеся на равных началах взаимной симпатии и удовольствия от партнера. Оба «развращают» друг друга, если воспользоваться лексиконом сестрички Магги, а не старший — Генрих — развращает девчонку. Девчонка не хочет быть сестричкой Магги и всю жизнь оставаться заключенной в стенах нуднейшего офиса, девчонка хочет жить как в сказке. А в сказках счастье человека неразрывно связано с битвами, убийствами и победами. Очень часто герои попадают в плен или в госпиталь.

Объяснить 32-летней executive, что сказка — это схема жизни, в соответствии с которой и должен жить настоящий человек — Супермен, Генрих не мог.

Посему он остановил льющиеся неиссякаемым потоком из уст мисс Магги обвинения в его адрес, довольно нелюбезно встав.

— Вы уходите? — Магги выглядела потрясенной.

— Да, — сказал Генрих. — Мы, я думаю, все сказали друг другу. Я ничем не могу вам помочь.

— Поклянитесь, что вы никогда больше не будете пытаться увидеть мою девочку. — Мисс Магги внезапно почти заплакала, еще раз осознав свое бессилие в отношениях с этим ужасным иностранцем.

Генрих задумался.

— Нет, — наконец сказал он, — я не могу вам сделать этого подарка. К тому же… я почти уверен, что Алис все равно придет ко мне сама…

— Я увезу ее из Парижа, как только она выйдет из госпиталя…

— Э, — Супермен махнул рукой, — вы же отлично знаете характер девочки. Она убежит от вас на следующий день. Прыгнет с моста, спустится по веревке из окна. Вы же не будете сидеть и охранять ее круглые сутки… Алис дикая и свободная девочка, или я ее совсем не знаю. — Генрих улыбнулся.

Магги молчала, грустно уронив голову на руки. Генриху стало жаль ее, и он сказал:

— Послушайте, Магги, вы, конечно, не поверите в то, что я вам скажу, но я люблю Алис. Для вас она — девочка, ребенок, для меня юная женщина… Дикая, смешная, с фантазией, мужественная, храбрая… Ну и что, что ей четырнадцать? Общество установило нелепые числовые барьеры и всех затискивает в глупейшие категории. Алис, простите меня, но в чем-то она взрослее вас. — Генрих помолчал. — Я обещаю вам, что я не буду пытаться видеть Алис, если она сама не захочет меня видеть… В конце концов, это совпадает и с моими желаниями.

— Я знаю, в чем дело, — грустно посмотрела на Супермена Магги. — Я всегда этого боялась… У девочки не было матери, и я заменила ей мать… В какой-то степени… Но я не могла заменить ей отца. Ее привязанность к вам можно объяснить только тем, что у Алис не было отца. Она пишет о вас с таким восхищением, хотела бы я, чтобы она обо мне так писала, — вздохнула Магги. И прибавила, не удержалась: — Зло притягательно.

45

Как обычно, в Париже шел дождь. Вернее — снег, который на уровне третьего этажа превращался в дождь. По улицам брели с зонтами и подняв капюшоны курток школьники. Генрих, стоя у открытого в сырость и ветер окна, позавидовал направляющимся вниз, к рю де Риволи, детям. Вернее — их времени. Их многим годам, которые у них впереди.

Темная и в обычное время, квартира Супермена становилась и вовсе мрачной, когда в Париже шел дождь. А шел он, увы, часто. В декабре почти каждый день.

Из открытого окна Генриха вынул звонок. Дли-и-и-и-инное тире и потом короткие удары точек. Звонок, на который способна была только одна рука в мире. Алискина…