не помогла, ни от каких пристрастий Ричард не избавился, вылечившись от подхваченной (не от зелья ли?) малярии, он продолжил беспробудно пить, скандалить и изменять.

Мы жили в Гштааде, где от Ричарда приходилось прятать выпивку, я болела, он брюзжал на жизнь и маялся без работы. Приглашений сниматься не было, никто не желал связываться с угасающими звездами, еще и имеющими проблемы с алкоголем и здоровьем. Ему бы заняться писательством, как намеревался, но когда дело дошло от намерений к исполнению, вдруг выяснилось, что Ричард просто не знает, что именно хотел бы написать. Небольшие рассказы или статьи его не устраивали, а на большой роман не хватало ни духа, ни желания, ни, подозреваю, способностей. Одно дело любить литературу, и совсем иное создавать ее.

Мое предложение превратить дневник, который Бартон вел много лет, в автобиографию, привело Ричарда в ярость:

– Я еще не собираюсь умирать и подводить итоги своей жизни!

– Но я же сделала это и ничего, жива пока.

– Ты не писала сама, а диктовала.

– Я не писательница!

– Конечно!.. К тому же вторая книга больше похожа на альбом с фотографиями, чем на литературное произведение.

Все верно, первую книгу о своей жизни я просто надиктовала, а вторая, посвященная драгоценностям – «Мой роман с драгоценностями», – поневоле имела больше фотографий, чем текста. Людям нравилось разглядывать снимки моих колье и бриллиантов, и только потом читать историю их появления на моей шее или пальцах. Ты знаешь эту книгу, не буду пересказывать.

Тогда я, будучи раззадоренной, села и подробно от руки описала собственное состояние после обследования по поводу кишечных болей, когда оно вдруг выявило серьезное затемнение в легких, которое врачи диагностировали как возможный рак. Потом оказалось, что это просто рубцы из-за моих бесконечных пневмоний, но сутки я прожила в аду, вернее, в чистилище, обдумывая свою жизнь. Так что опыт по части раскаяния у меня уже есть. Знаешь, помогает многое понять и оценить. Но все равно, никому не желаю такой опыт приобретать.

Около двадцати страниц, написанных на одном дыхании, понравились, эти откровения человека, считающего, что стоит на краю пропасти с завязанными глазами, опубликовали в журнале «Леди Хоумз Джорнэл». Конечно, Бартон ерничал, что в таком журнале даже кошачье мяуканье опубликуют, тем более подписанное рукой Элизабет Тейлор, и Пулитцеровскую премию за писательский шедевр мне тоже не дали (может, просто не читали, важные академики не читают женские журналы), но я все равно гордилась своим успехом.

Занятая литературным творчеством, я пропустила момент, когда Бартон встретил разлучницу. Но даже если бы знала об этом, то больше не пошевелила пальцем, чтобы лишать ее волос, прошло то время, теперь я все больше понимала Сибилл, не обращавшую внимания на шашни супруга. Может, она была права? Возможно, только такая жизнь не по мне. Сидеть запертой в Гштааде и ждать, когда газеты сообщат об очередном подарке своего мужа какой-нибудь очередной охотнице за тем, что у него в штанах?

Была мысль дать объявление на весь газетный разворот, что после развода все приобретенное ранее осталось мне, а в новом браке мы брачный договор не подписывали, потому все у меня и осталось. Может, это несколько охладило бы пыл любительниц поживиться и они оставили бы Ричарда в покое? Он сам не понимал, что увивавшимся за ним грудастым красоткам нужен не он сам, а его имя и его деньги. Жить с вечно пьяным и капризным Бартоном ничуть не легче, чем со мной. Это мы могли орать друг на друга, скандалить, но потом мириться и заниматься сексом, такое не многим дано.

Но у Ричарда появилась красотка, решившая, что ей под силу заменить меня.

На горном склоне Бартон встретил бывшую модель Сьюзи Хант, поразившую его молодостью и зелеными глазами (фиалковые надоели).

Я в это время лежала в клинике из-за болей в спине, ставших невыносимыми, сказывалась застарелая травма, полученная еще в детстве из-за падения с лошади во время съемок в роли Велвет. Но Ричарду просто наплевать на мои страдания, его бесили мои болезни, как меня его непрекращающееся пьянство. Меня убивало его равнодушие, а он бесился из-за моих недостатков. Каюсь, лежа на госпитальной кровати, я задумалась, не зря ли мы снова объединились?

Я любила и люблю Ричарда, но, что скрывать, вместе мы быть просто не могли. Знаю, что существует много спекуляций о том, что я вынудила его жениться на мне и в первый, и во второй раз. Это глупость, потому что я была готова жить с Бартоном безо всякого брака, хотя считала, что это неправильно, мужчина и женщина, которые спят в одной постели, должны быть мужем и женой. Но единственное, чего требовала я от Ричарда, – чтобы он сделал свой выбор между мной и Сибилл.

И во второй раз я вполне могла обойтись без замужества, хотя очень хотела его. Но Бартон знал, что я могла жить с Генри Винбергом просто как любовница, с ним я так жить не стану.

Из-за позвоночника (мне грозила неподвижность!) было не до Ричарда, и его быстро прибрала к рукам другая. Если честно, я почувствовала беду уже тогда в Гштааде, потому что Бартон проявил невиданное равнодушие в столь трудную для меня минуту, выдавив нечто вроде «надоели твои болячки!». А следом улетел в Нью-Йорк репетировать Эвкуса в одноименной пьесе на Бродвее. Нет, Ричарда не приглашали в театр, ему просто предоставили возможность на три месяца заменить Энтони Перкинса.

Перед его отлетом мы поссорились.

– Ричард, лучше займись литературой, пиши, если хочешь, мы издадим написанное за свой счет! Только не подставляй себя под стрелы критиков. У тебя кураж, как у слепого взломщика. Тебе могут простить возвращение. Но это ненадолго, наше с тобой время прошло, Ричард, надо принять этот факт!

Но он улетел. Позже я поняла, что они просто договорились с Сьюзи оказаться подальше от Элизабет Тейлор. Хант решила, что она сможет изменить Ричарда, ни черта не зная о нем самом. Как модельке было догадаться, что у Ричарда куда более сложная душевная организация, чем у нее самой? Что он не чета ее первому супругу-гонщику?

Пока я выхаживала позвоночник, чтобы хоть иметь возможность двигаться (я еще долго делала это, в ортопедическое кресло попала только теперь, хотя одна я знаю, сколько и какие боли пришлось вытерпеть), Бартон репетировал и ухлестывал за Сьюзи. Не знаю, что больше, но и то и другое ему удалось. Хотя, полагаю, ухлестывать особенно не пришлось, красотка самоуверенно решила, что избавив