Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг звонок от Ричарда:
– Очень прошу, приезжай, ты так нужна мне.
Разве я когда-то отказывала, если Ричард звал? Ничего, позвоночник потерпит, приму побольше обезболивающего, чтобы выдержать перелет из Швейцарии, зато буду рядом с мужем, ведь я нужна ему!
Ричард умел унижать, вернее, он прекрасно умел унижать именно меня, знал, как подманить, чтобы удар получился больней. И хотя я простила ему даже это, вспоминать все равно больно.
Он ведь хорошо знал, что как бы ни орал, какие бы гадости ни говорил, уезжал, стоило даже не попросить, а приказать приехать на встречу, и я подчинялась в надежде что-то восстановить, залатать, склеить.
За время нашей с ним жизни и последующей жизни врозь я должна бы прекрасно изучить эту манеру и больше не поддаваться, но, услышав из трубки такой любимый, пусть и пьяный голос, забывала обо всем: об обидах, изменах, грубости, и мчалась по первому зову.
Ричард встречал меня в аэропорту, нежно поцеловал, но что-то было в его поведении буквально ледяное, словно он притащил весь снег с того самого склона в Гштааде, на котором подцепил свою новую красотку.
Чтобы не мешать Бартону репетировать и не действовать на нервы своими болезнями, я сняла отдельный номер.
– Я хочу получить развод.
– Что?!
– Я хочу получить от тебя развод, чтобы жениться на Сьюзи Хант.
– Ты заставил меня после операции на позвоночнике проделать весь этот путь, чтобы сообщить о своей новой шлюхе?! Какого черта?! Можешь жениться на ком угодно, я немедленно возвращаюсь в Гштаад.
И тут Бартон сообразил, что если я в тот же день вернусь, то, как бы хорошо он ни играл, пресса просто размажет его тонким слоем. Стоило мне сказать хоть одно слово жадным до сенсации журналистам, и участь Ричарда была бы решена. Еще из Швейцарии я договорилась, что мы с Ричардом будем вести церемонию вручения театрального «Оскара» – премию «Тони». Мой отказ с комментариями означал бы конец артистической карьеры Бартона.
– Лиз, только не уезжай до премьеры.
Если честно, у меня отнялась речь. Он заставил меня после больницы проделать далекий тяжелый путь, чтобы сначала объявить о том, что нашел другую, а теперь ждет помощи в своей раскрутке?
Я сумела взять себя в руки и даже появиться на генеральной репетиции.
Прослышавшие о моем приезде репортеры и поклонники устроили возле театра настоящее столпотворение, приветствуя криками «Лиз!». Мелькнула мысль сделать Бартону с этой моделькой своеобразный подарок – прямо перед входом в театр громогласно объявить, что он променял меня на вешалку для одежды (кажется, так называл моделей кто-то из знаменитых модельеров?) и что мы разводимся. Вот это был бы скандал! Карьеру Ричарда можно бы считать законченной.
Но тут я встретила умоляющий взгляд своего пока еще мужа и промолчала. Пусть играет, пусть всем покажет, на что он способен! Ричард великий актер, и его должны оценить. После генеральной репетиции, пока Ричард выходил на поклоны, я написала на его зеркале карандашом для бровей: «Ты был неподражаем, любимый!»
Я не знала, что это не все подарки, приготовленные мне Бартоном. После генеральной репетиции, как водится, вечеринка. Вот тогда Бартон преподнес второй сюрприз, осознав, что я не намерена топить его, Ричард прямо в моем присутствии объявил о намерении жениться на Сьюзи Хант!
В тот же вечер я улетела, но не в Гштаад, я еще долго не могла видеть ни виллу, ни даже ни в чем не повинное Женевское озеро. Я перебралась в Беверли-Хиллз.
Мы развелись во второй раз, Бартон женился на счастливой модельке и начал новую жизнь. Я тоже. Тоже вышла замуж за Джона Уорнера, намеренного баллотироваться в Сенат США, и тоже начала новую жизнь.
Что ж, если Ричард сменил меня и мое окружение на модельку с ее демократичными забегаловками, так тому и быть. Уорнер стал сенатором, а я супругой сенатора. Тоже жизнь.
Знаешь, Майкл, эти годы даже вспоминать не хочется, хотя внешне все было прекрасно. Джон – хороший человек и семьянин, наши дети подружились, у меня наконец была нормальная семейная жизнь, свой дом, муж, который не пил и не распускал руки, а главное, не снимался в кино! У меня было в жизни все, кроме самой жизни.
Никогда не думала, что жизнь супруги сенатора может быть такой невыносимо скучной. Пока шла предвыборная кампания, у меня был дело – я поддерживала мужа, одно мое появление рядом с Джоном вызывало бурю эмоций, обиженную англичанином Бартоном прекрасную Элизабет Тейлор, отныне супругу настоящего американца, приветствовали, как национальную героиню.
Но потом предвыборная суета закончилась, и оказалось, что нам с Джоном просто не о чем говорить. Кроме того, он почти не бывал дома, я проводила неделю за неделей одна, от нечего делать ела, пила и спала и, конечно, набирала вес.
Увидев меня в новом облике, мама едва не упала. Если раньше меня называли самой красивой актрисой Голливуда, то теперь я стала самой толстой актрисой. Репортеры не упустили возможности поиздеваться над новой Тейлор, газеты снова и снова публиковали мои прежние и новые снимки, смакуя сообщения о каждом набранном лишнем фунте.
Как супруга сенатора-республиканца я должна была носить одежду определенных «партийных» цветов, которые мне совершенно не шли, вести себя соответственно, словно старая матрона, и не докучать мужу во время его редкого пребывания дома.
В какой-то момент я посмотрела на себя в зеркало и сказала:
– Какого черта?! Хватит!
Я сказала еще много что, но это неприличный текст, ты знаешь, как я ругаюсь, потому можешь себе представить и посмеяться.
С той минуты началось мое возвращение к прежней жизни.
Я вернуться сумела, сделала липосакцию, подтянула лицо, сменила гардероб и стала почти прежней Элизабет Тейлор!
А вот Ричарду не удалось. Он успешно вернулся на театральную сцену, отыграл своего Эвкуса, потом снялся в таком же фильме, однако статуэтку за него в очередной раз не получил. Это несправедливо, нечестно со стороны Академии, однако помочь ничем невозможно.
А вот съемки в фильмах были провальными, настолько, что супруга даже попросила не делать больше этого ни за какие деньги. Хороша помощница, вместо поддержки укоры.
Ричард появился на праздновании моего пятидесятилетия, причем позвонил заранее и поинтересовался, может ли он приехать и поздравить меня.
– Конечно да, Ричард!
Я знала, что ему