— Бедняжка, — повторил пришелец, выглядя еще более задумчивым, чем раньше. В его глазах светилась жалость. — Это почти как пытаться победить в скачках резвых скакунов, сидя на очень медлительном пони.

Генри чувствовал, что настал подходящий момент, но, поскольку «Завоеватель» явно не был человеком, ему придется действовать осторожно. Инопланетный разум. О да, в этом-то все и дело. Пришелец из другого места Вселенной. Инопланетное существо. Да, действительно. Он никогда не должен забывать об этом. Вероятно, это может быть очень опасный инопланетный разум. Хотя сейчас он не выглядит опасным. Но, с другой стороны, с этими инопланетными разумами наверняка никогда ничего сказать нельзя. Орсон Уэллс знал, что с этими коварными инопланетными разумами всегда нужно быть настороже.[14] По-моему вот вполне безобидный вопрос:

— Ну, хорошо, значит, у нас вянет салат. Ну и что? Как это поможет вам завоевать Землю?

— Дезорганизация, — многозначительно ответил Эггзаборг, зловеще указывая пальцем на Генри. — Дезорганизация и деморализация! Подрывает ваши позиции! Заставляет вас колебаться, выводит из равновесия, заставляет сомневаться в фундаментальной структуре вещей: гравитации, энтропии, времени приготовления. Наносит удар по самим основам вашей безопасности! Хе-хе! — Он усмехнулся еще несколько раз и сложил руки на груди. Так он повторил много раз: усмехнется, разведет руки и вновь сложит их на груди.

Генри начал понимать, насколько чуждыми на самом деле были мыслительные процессы этого пришельца. Хотя Генри и не осознавал психологического значения увядшего салата, для чужака это, очевидно, имело большое значение. Очень большое. Это надо иметь ввиду. Хотя ясности это не прибавляло. Нужно попробовать другой метод. Может если его слегка разозлить, он скажет что-нибудь более существенное?

 — Деморализация, гравитация, энтропия, что за ерунда, не понимаю. Ты просто сумасшедший фокусник или… или что-то в этом роде. Ты совсем не тот, за кого себя выдаешь. Кстати, — ехидно добавил Генри, — кто ты такой, черт возьми?

Эггзаборг подпрыгнул от возмущения в воздухе, ударившись остроконечной головой о потолок. Посыпалась штукатурка:

— Пламмис! — выругался он, массируя череп. Его усики начали заметно увядать, словно листья салата. Он был в ярости:

— Ты смеешь подвергать сомнению мотивы, махинации, методологию и… и… — он подыскивал подходящее слово, — мощь Эггзаборга? — Его лицо, голубоватого, приятного небесного оттенка, становилось зеленым прямо на лазах. — Дурак, тупица, слабоумный, глекбунд, неотесанный болван, придурок! — Слова срывались с языка и обжигали лицо Генри. Он съежился и подумал, что это, возможно, был не самый умный подход.

Да, не самый умный. Он убедился в этом, когда его ноги оторвались от пола, и он повис в воздухе вниз головой, подпрыгивая и вращаясь вокруг вертикальной оси, а вся мелочь посыпалась из карманов. Вот прилетели ключи, ударив его по носу. Вот слетели очки с толстыми линзами и все стало видно как в густом тумане.

— О-о-о-остановите! П-п-пожалуйста, о-о-о-остановите! — Умолял Генри, крутясь в воздухе, как неисправный миксер. Последовало несколько болезненных ударов головой об пол. Зажигалка выпала из кармана жилета и это почувствовал его подбородок.

Внезапно все прекратилось. Генри обнаружил, что лежит на полу лицом вверх, и пыхтит от боли. Затем послышались слова:

—Ужасно, ужасно сожалею. 

И Генри почувствовал, что ему аккуратно надевают очки. Вид лица Эггзаборга и его тон говорили, что он, похоже и в самом деле, сожалеет о произошедшем. Так, по-крайней мере, хотелось думать. 

— Это просто результат ожидания всех этих лет. Шестьсот лет ожидания. И никаких признаков сдвигов в процессе завоевания. Это любого заставит нервничать. Обычная стандартная смена двести пятьдесят лет, а я здесь уже шестьсот. К тому же эта планета не такая уж интересная, не в обиду будь сказано, но у вас только одна луна, одно солнце, нет флемналла и всего четыре времени года.  В общем, чувствую себя ужасно подавленным. — Эггзаборг вздохнул, прикусил губу и погрузился в молчаливое уныние.

Генри почувствовал, что силы понемногу возвращаются к нему. По крайней мере, он чувствовал себя способным задать несколько вопросов.

— Р-расскажи-те мне свою и-историю, Э-Эггзаборг.

Повиснув в воздухе над распростертым Генри Леклером, тоном показывавшим, что разговаривать с этим кретином ему, вообще-то, не очень хочется, это существо заговорило:

— Ну… история проста. Я с отличием окончил школу Дорвиса Лефама. Был одним из лучших фагов, конечно. Первый в кватт-вункери, первый в Паджетте, шестнадцатый в крамбпф, но профессор имел на меня зуб… вот поэтому я и оказался здесь…

— А, что такое…?

— Заткнись, не смей перебивать!

— Но откуда вы взялись?

Эггзаборг снова позеленел, и Генри почувствовал (с растущим ужасом), как его тело дернулось, словно собираясь подняться еще раз. Но этого не произошло, и он понял, что на этот раз его пожалели, — лектор взял себя в руки.

— Пламмис, чувак! Дай мне закончить! Прекрати богохульствовать, перебивая меня!

«Раздражительный. Очень раздражительный. Вероятно, не очень дружелюбный вид. Вероятно, не ладит с другими видами». — Генри быстро жестами, прося прощения, показал, что он все понял.

Эггзаборг фыркнул, затем продолжил. — Из Космоса, придурок, вон оттуда. — Он махнул рукой. — В общем, я прилетел из космоса. Не перебивай меня — я родом из тех мест, о существовании которых вы даже не подозреваете. Как о пространстве, так и слоях между пространством. Межпространственные пространства. Обширные пустоты. А здесь я, потому что… Я здесь, потому что… Ну, пламмис, я здесь дружище, чтобы побеждать и завоевывать! — Он беспомощно покачал антенной, не зная, как приукрасить объяснение.

— Но зачем и почему?

— Зачем? Почему? Каким же упрямым невеждой ты можешь быть? Разве я не говорил тебе, что я был студентом! С чем ассоциируется у тебя это слово?