Из всех этих кандидаток лишь отдельные становились истинными кинозвездами. В студиях было известно, что вкусы публики переменчивы и большой успех редко длится долго. Нужно готовить и воспитывать молодые кадры, создавать кузницу талантов, из числа которых продюсеры могли бы в нужный момент вылавливать новых звезд кинематографа. Среди общепризнанных принципов один был неписаным, но его придерживались как очевидного. Молодая незамужняя женщина в этой системе охотней принималась во внимание при рассмотрении возможностей «продвижения по службе»: в конечном итоге внеплановая беременность героини обошлась бы студии в астрономическую сумму, если бы пришлось отменять съемки уже начатого фильма или менять состав исполнителей. От жаждущих славы молодых кинозвезд-старлеток требовалась готовность к жертвам.

Эти принципы действия киностудий были привиты Норме Джин не только фотографами и мисс Снивели, но и еще раньше усилиями Грейс, с которой Норма Джин встретилась сейчас по меньшей мере однажды, в апреле. Если Норма Джин реально намеревалась сделать карьеру кинозвезды, то брак супругов Доухерти нужно было формально расторгнуть. Это ведь Грейс когда-то постаралась поместить Глэдис в больницу; это она ловко добыла право опеки над Нормой Джин; и она приняла решение о пребывании девочки в сиротском приюте. Она же, Грейс, запланировала и ее замужество, а теперь уговаривала молодую женщину развестись с Доухерти. Действительно, как констатировал в свое время Джим, «голос Грейс во многих вопросах был едва ли не решающим». И вот 14 мая Норма Джин покинула Ану Лоуэр и отправилась к тетке вездесущей Грейс — шестидесятидевятилетней вдове Минни Уиллетт, которая жила в доме 604 на Третьей южной улице в Лас-Вегасе — городе в штате Невада, где развестись можно было (и тогда, и сейчас) так же легко и просто, как зайти в любое из тамошних казино или игорных домов.

Две недели спустя, во время несения службы вблизи Шанхая, Доухерти получил письмо с почтовым штемпелем Невады. Адвокат К. Норман Корнуолл сообщал, что Норма Джин Доухерти обратилась с просьбой о разводе. «Вначале она считала, что именно я даю ей чувство безопасности, — вспоминал Доухерти ход своих мыслей в тот период, — а сейчас ей думалось, что контракт со студией будет обеспечивать это лучше. Есть масса девушек, которые умеют петь и танцевать и у которых хорошенькое личико, но в кино хочет играть именно она. Что ж, желаю ей успеха». Джим немедля отправил телеграфом депешу в соответствующее окружное управление и распорядился, чтобы его жене перестали ежемесячно пересылать деньги.

В конце июня он вернулся в Калифорнию и попросил у Аны Лоуэр дать ему номер телефона Нормы Джин. Но у Минни его жены не было, она находилась в больнице Лас-Вегаса, где у нее лечили заражение полости рта — нечто вроде стоматита.

Сначала Доухерти не узнал по телефону ее низкий голос — но сразу сориентировался, что его новое звучание не связано с болезнью.

— Мне сказали, что я должна говорить тише, если собираюсь играть в кинофильмах, — призналась Норма Джин, сразу же добавив: — Санитарка пару дней назад принесла сюда твое письмо. Почему ты снял меня с довольствия?

— Послушай, дорогая, — Доухерти ответил ей столь же открыто, — так уж получается. Если мне ничего не достается, то и не за что платить.

Когда она начала рассказывать, что не хочет терять Джима, что они по-прежнему могут «ходить на свидания» и что она совершает все это исключительно из карьерных соображений, Доухерти сделался непробиваемым. «Она думала, что мы могли бы жить вместе, не будучи супругами, — вспоминал Доухерти через многие годы, — что можно было бы сохранить все по-старому». Не совсем уверенная в будущем, Норма Джин пыталась создать благоприятную почву для «запасного аэродрома».

— Ты с ума сошла? — спросил Джим. — Я хочу иметь жену и детей. Ты хочешь развода — и ты его получишь. Стало быть, все кончено.

Так оно и случилось. Выдвигая по отношению к Доухерти типовое неконкретное обвинение в «чрезвычайной психологической жестокости, подрывающей здоровье истицы», Норма Джин подала исковое заявление о расторжении брака, против чего ее муж не выдвинул возражений. В два часа пополудни 13 сентября 1946 года Норма Джин и Минни явились на последний допрос к окружному судье А.С. Хендерсону в Лас-Вегасе. Сообщив предварительно свою фамилию и адрес в Неваде, подательница иска о разводе ответила на несколько вопросов, заданных ее адвокатом:

— Намереваетесь ли вы сделать [Неваду] своим домом и местом постоянного проживания?

— Да.

— Было ли у вас подобное намерение с момента прибытия в мае?

— Да.

— Вы собираетесь оставаться здесь в течение неопределенного времени?

— Да.

— Вы заявили, что муж относился к вам с особой жестокостью, причем без всякой причины или провокации с вашей стороны. Можете ли вы описать суду какие-либо акты жестокости, на которых вы основываете свое обвинение?

— Ну, прежде всего, муж не содержал меня, он не хотел также, чтобы я работала, и критиковал меня за подобные идеи. Кроме того, у него был очень тяжелый характер и отвратительное поведение, он временами впадал в неописуемое бешенство, трижды бросал меня. Он доставлял мне всевозможные неприятности, даже в присутствии моих друзей; и еще: он не старался создать для меня дом.

— Как все это влияло на ваше здоровье?

— Я расстраивалась и нервничала.

— Настолько сильно, что без ущерба для здоровья не в состоянии проживать с мужем под одной крышей?

— Да.

— А возможно ли примирение?

— Нет.

Не прошло и пяти минут с момента их прихода в суд, как судья Хендерсон стукнул молотком и объявил: «Развод предоставляется», после чего немедленно поднялся с кресла. С этого момента их брак был признан недействительным. Джеймс Эдвард Доухерти подписал вердикт отдельно, две недели спустя, возвратив Норме Джин Доухерти свободу и «Форд-Купе» 1935 года выпуска. Больше они уже ни разу не встречались и не разговаривали друг с другом. «Я вышла замуж и развелась, — сказала она репортеру через четыре года. — Это была ошибка, и мой муж уже женился повторно». Так звучало ее последнее публичное заявление на данную тему.

Принимая во внимание показания Нормы Джин в суде, власти штата Невада вполне могли бы обвинить ее в лжесвидетельстве, поскольку в действительности она не проживала там непрерывно от 14 мая по 13 сентября, как того требовало законодательство штата о разводах. Летом она потихоньку улизнула в Лос-Анджелес, где Эммелайн свела ее со своей приятельницей Хелен Эйнсворт. Эта суровая женщина-агент весом за девяносто килограммов, которую в кинематографических кругах фамильярно и довольно бесцеремонно называли Амурчиком, была руководителем бюро довольно видного агентства талантов Западного побережья, известного под названием Национальная корпорация концертирующих артистов. Оказывая услугу своей старой подруге Снивели, мисс Эйнсворт устроила встречу Нормы Джин с одним из менеджеров крупной киностудии «XX век — Фокс», располагавшейся на бульваре Пико в западной части Лос-Анджелеса[88].