зал, Серединников бросил на него недовольный взгляд, но, убедившись, что все пуговицы на халате застегнуты и бахилы надеты как надо, промолчал. Лосев поздоровался, подошел ближе.

– Говорят, она тебе свояченицей была? – спросил Серединников, чем немало удивил Лешу. Он лишь молча кивнул. – Сочувствую. – И сразу же перешел к делу: – Вскрытие я, понятное дело, еще не начинал, но кое-что сказать уже могу. Сильных травм на теле не вижу, только ссадины и синяки, в основном свежие. Джинсы порваны в нескольких местах, футболка тоже. Сильно расцарапаны ладони, будто она упала на камни или что-то такое. Следов сексуального насилия нет. Но главное, из-за чего я тебя позвал, вот.

Серединников подошел к столу, на котором под белоснежной простыней угадывались очертания тела, и откинул в сторону тот край, которым была укрыта левая нога. Леша тоже подошел ближе, стараясь абстрагироваться от того, на чье именно тело смотрит. Кожа была такой бледной, что почти сливалась с простыней, и яркое пятно алело на ней, как утренняя заря. Сначала ему показалось, что на бедре просто огромная ссадина, но, лишь присмотревшись, он понял, что это множество мелких царапин. И царапины эти были странными, разной ширины и длины.

– Это… буквы? – Лосев поднял удивленный взгляд на эксперта.

Тот кивнул.

– Это определенно какая-то надпись. Сделана чем-то острым, предположительно гвоздем или шилом. Незадолго до смерти, часа за два-три, думаю. Следов, чтобы Горяеву при этом держали, я не нашел.

– То есть Лера сделала это сама?

Серединников пожал плечами.

– Похоже на то.

Леше тоже было похоже. Когда ты правша, самое удобное незаметное место на теле, чтобы сделать запись, – именно внутренняя сторона левого бедра. Но зачем Лере было что-то писать на себе?

– А что здесь написано?

– Сейчас посмотрим.

Серединников подтащил к себе столик с инструментами и склонился над телом, полностью загораживая Лосеву обзор. Он и не лез под руку: во-первых, от эксперта за такое можно получить, во-вторых, Леша все еще помнил, что это Лера, его коллега, подруга, сестра его жены. Лера, которую – он теперь мог себе в этом признаться – он любил гораздо сильнее, чем того требовали обстоятельства. Он знал, что многие, кто был в курсе их запутанных семейных отношений, удивлялись, почему из двух сестер он выбрал младшую, но сам прекрасно понимал: даже если бы не Анюта, они с Лерой никогда не были бы вместе. Лосев совсем не тот человек, кто мог бы справиться с характером старшей сестрицы. Может быть, Илье это удалось бы, но не ему точно.

– Так, Григорьев, пиши, – скомандовал эксперт, вырывая Лосева из мыслей. – Л, е, в, с, е, с…

Серединников диктовал буквы, санитар их записывал, а Лосев пытался сложить в уме, но у него ничего не получалось. Выходила какая-то абракадабра. Впрочем, на листке у санитара оказалась она же: левсестр, сердом, краснкрыш.

– И что это значит? – нахмурился Лосев, глядя на листок, который держал перед ним и экспертом санитар.

– Это уж тебе выяснять, – пожал плечами Серединников. – Все, покинь помещение, я работать буду. Если появится еще что-то интересное, позову.

Лосев вышел на улицу, вытащил очередную сигарету. От них во рту уже был мерзкий привкус ссаных тряпок, но не курить этим утром он все равно не мог. Закурил, набрал номер Воронова. Судя по фоновым звукам, тот был дома, но не спал. Никто не спал этим утром. После Воронова позвонил Никите.

– Левсестр, сердом и краснкрыш? – повторил Никита, и Лосеву показалось, что он не просто повторял, а говорил кому-то. И оказался прав: далеко в трубке послышался женский голос, который Леша сразу узнал.

– Сердом – серый дом, краснкрыш – красная крыша. Серый дом с красной крышей?

Яну стало слышно гораздо лучше, очевидно, Никита включил громкую связь. Если в половине восьмого утра эти двое вместе, едва ли они вообще разъезжались по домам. И в другое время Леша точно нашел бы, что на это сказать, но не сейчас.

– Зачем она это написала? – не понял он.

– Пыталась нам сказать, где ее держали? – предположила Яна. – Я сегодня во сне видела, как она это писала. Не поняла сразу, что это значит, теперь вот понимаю…

– В таком случае она точно знала, что живой к нам не вернется, – мрачно добавил Никита, и Лосев поймал себя на том, что непроизвольно задерживает дыхание.

– А что значит «левсестр»? – спросил он.

На другом конце провода повисло молчание. Он сам догадался первым:

– Левая сестра!

Километрах в пятидесяти от города находился небольшой горный массив. Настолько небольшой, что состоял всего из двух гор, которые так и назывались: Две сестры. Значит, Лера имела в виду одну из них, ту, что находится слева? И на ней серый дом с красной крышей? Лосев никогда не был в тех горах, но знал, что несколько домиков там есть. Наверное, найти нужный будет не так и сложно.

– Я звоню Воронову! – бросил он в трубку за мгновение до того, как отключиться.

Он был уверен, что Никите и Яне не потребуется специального приглашения, они приедут и сами. А теперь нужно сделать так, чтобы туда приехали не только они. Если Лера нацарапала этот адрес на собственной коже, значит, это важно. Она видела, куда маг привез ее, и почему-то знала, что живой ей не выбраться, а вот ее тело к друзьям попадет. И дала им подсказку. Умная девочка. Сердце вновь защемило так сильно, что Лосев, набирая номер Воронова, снова потянулся за сигаретой. Если он не поймает никотиновое отравление, это будет счастье.

Следователю удалось собрать группу захвата в рекордные сроки, и уже вскоре они все были у подножия гор. На одной из Сестер домики были чуть получше, побогаче, и дорога к ним вела пусть и гравийная, но широкая и вполне ухоженная. На второй же что дома оказались попроще, что дорога. Сама гора была круче, сложнее в использовании, поэтому никто не хотел заморачиваться. Воронов развернул карту прямо на капоте автомобиля, ткнул пальцем в место примерно посередине левой горы.

– Я изучил снимки со спутников. Подходящий дом всего один. Снимкам три года, поэтому есть надежда, что с тех пор крыши домов не перекрывали, иначе мы можем ошибаться.

– Дома здесь старые, едва ли перекрывали, – почесал нос один из бойцов, стоящий за спиной следователя. – У моего деда тут дача была, я знаю.

– Значит, будем надеяться. На машинах доезжаем примерно сюда, – палец заскользил по карте, – потом идем пешком, чтобы нас не засекли.

Идти придется не меньше полукилометра по крутому склону, но никто не жаловался.

– Вы, – следователь повернулся к Никите и Яне, – остаетесь внизу и ждете, пока позовем, понятно? – Прежде, чем они начали бы возражать, он добавил: – Этому психу явно что-то нужно от Васильевой. Одна уже погибла, второго трупа мне не надо, ясно?

Яна испуганно кивнула, Никита обнял ее одной рукой за плечи, и оба покорно остались внизу.

Пока ехали наверх, Воронов успел посвятить всех в то, что его дочь узнала мага.

– Знал бы, раньше показал бы! – сокрушался он. – Дал задание Шумакову, велел бросать все и поднимать записи архива. Пусть выискивает всех Викторов, кто посещал хранилище в то время, возможно, скоро будем знать его имя.

– Возможно, скоро он сам будет в наших руках, – пробормотал Леша.

Их машина ехала позади той, где находились ребята из группы захвата. Как и договаривались, остановились на склоне, причем бойцы поставили свою машину поперек дороги, чтобы у мага не было возможности удрать на своей. Дальше пошли пешком.

Дом стоял чуть в стороне от дороги, к нему вела узкая тропинка. Бойцы тут же сошли в сторону, поскольку дорожка могла просматриваться из дома, полезли по камням. Воронову и Леше пришлось сделать то же. И если последнему подъем давался достаточно легко, то следователю пришлось несладко. Он пыхтел, сопел, кряхтел, но упорно не отставал. Бойцы убежали вперед, и, когда Воронов с Лосевым наконец добрались до дома, те уже успели