А холод нахлынул жуткий. Идти становилось труднее с каждым шагом. Оглядываться не было сил; в любое мгновение собачьи клыки могли впиться в ее, теперь уже ничем не защищенную, шею…

Температура понижалась стремительно, будто Дина попала внутрь холодильной камеры или оказалась на темной стороне планеты, почти лишенной атмосферы. И дышать стало пыткой; иглы вонзались в носоглотку и трахею, а затем и в легкие…

Она поняла, что ее настигает волна немыслимого, невероятного холода. А хруст… Хруст объяснялся просто. По мере приближения «волны» деревья и кусты превращались в ледяные изваяния и разбивались, как хрусталь, от малейшего колебания. Этот нарастающий неописуемый звук – почти нежный стеклянный звон – Дина слышала за спиной все время, пока продиралась сквозь застывающее, как цемент, пространство.

Ей никогда не пришло бы в голову, что при запредельном морозе воздух тоже может оказывать сопротивление, словно корка из прозрачного льда. И она, конечно, не знала пока о том, чем закончится для нее эта короткая прогулка до двери (каких-нибудь тридцать-сорок метров) – если она вообще сумеет добежать!

Обморожение лица и конечностей? Мелочь по сравнению с тем, что она вообразила себе очень ясно: ледяную статую, застигнутую в движении; самое ужасное, что внутри – еще кто-то живой, успевающий осознать постепенную смерть, которая наступает с поверхности; лопнувшие глаза, чернота, сжимающееся пятно сознания; вокруг – нечто худшее, чем зыбучий песок; окаменелые внутренности (затем промелькнул образ ископаемого животного, полностью сохранившегося в вечной мерзлоте); в довершение всего легкое касание ветра – и она рассыпается на тысячу осколков, а на их сверкающих гранях – идеальные срезы ее сосудов, кишок, извилин, кожи, волос, ногтей…

Позади нее что-то зазвенело, а через мгновение мимо пролетела какая-то красно-черная шрапнель, изрешетившая снег. Кажется, псу не повезло.

Но и ее ждала та же участь.

Однако где-то поблизости все же оставался призрачный источник тепла. Рядом с нею или даже ВНУТРИ нее. Эта вещь, болтавшаяся на шее… Разве вещь не была горячей, словно уголек, но при этом не обжигала кожу, а излучала нечто, пронизывавшее тело насквозь и достигавшее самого сердца?..

Черный камень. Черный осьминог, запустивший в нее свои щупальца…

Нечто, ставшее сутью замерзающей женщины; кусок мертвой субстанции, в который на минуту переселилась (спряталась?!) ее душа… Внутри камня тлело какое-то совсем иное существование, и злобные ветры этого мира были не властны над ним.

«НИКОГДА НЕ СНИМАЙ ЭТО…»

Хорошо, что она забыла о предупреждении страшной старухи, явившейся в бреду или во сне, а то сняла бы обязательно. Теперь талисман стал ненадолго ее вторым, безотказным сердцем, и в нем пульсировала не кровь, а жизненная сила, похищенная из неизвестного источника. Эта сила не позволяла сдаться и прекратить сопротивление… Дина продолжала двигаться, несмотря ни на что.

Хруст раздавался уже очень близко, будто великанские челюсти крошили айсберг. Следующую порцию воздуха она уже не смогла вдохнуть – колючие сгустки застряли в ноздрях и глотке; захотелось безжалостно выдрать их одеревеневшими пальцами, но это было невозможно, и пришлось закрыть лицо руками, чтобы «ежи» не пролезли дальше, не порвали все внутри, однако любое лишнее движение казалось чересчур большой роскошью…

Лед на лице, лед во рту, черная летящая стена льда за спиной… Небо превратилось в ледяной купол, а звезды стали жалкими крупинками инея. Они никогда и не были раскаленными сгустками плазмы. В мире не было вообще ничего, кроме льда…

Эта чернота, подступающая отовсюду, слишком непроницаема даже для мыслей… Мыслей больше нет; остается только инерция…

Ступени. Порог. Дверь. Глаза…

Дина больше не видит. Что случилось с ее глазами? Теперь они – всего лишь стеклянные шарики с запаянными внутри зрачками. Сверху примерзла тонкая кожица век. Ресницы обламываются и осыпаются, как кусочки тонкой проволоки…

Последний звук в наступившей темноте… Кучки, оставшиеся от звенящих деревьев и разбитых столбов…

Вокруг дома – ледяная пустыня, усыпанная обломками, и почти космический холод. Антарктический пейзаж, в котором по нелепому стечению обстоятельств сохранилась декорация вымершей станции. Приют с автономным энергоснабжением. Последнее пристанище беглецов.

Но еще была полумертвая женщина, ползущая вслепую…

* * *

Она перевалилась через порог, будто мешок со смерзшимся углем, брошенный в темный чулан. Дверь автоматически захлопнулась за нею. Умный дом. Или умный хозяин. Кто-то принял и отразил внезапный удар, и волна холода была остановлена на неразличимой отсюда границе. Почти сразу же поток воздуха со сверхнизкой температурой начал рассеиваться.

Дина ничего не знала об этом. От слепоты и ампутации пальцев ее спасла только кратковременность воздействия. Вокруг нее начала вращаться черная спираль обморока. Обессиленная женщина недолго держалась на внешнем витке этой спирали, а затем стремительно понеслась к ее недостижимому центру.

Человек, который попросил называть его Винсом, не соврал насчет кефира.

Бар торчал посреди голой скальной плиты и выглядел так же чужеродно, как вилла на астероиде. Янус не стал гадать, откуда взялась эта постройка неопределенного стиля. Внимания заслуживал только один вопрос: появился ли бар «случайно», в результате перемешивания «фрагментов», или же кто-то сознательно декорировал пейзаж. В последнем случае необходимо было учитывать вероятность изощренной ловушки.

Впрочем, теперь, когда у Януса появился спутник, его могли ввести в заблуждение вносимые Винсом искажения. Янус еще помнил тот внезапный холод, которым сопровождалось вторжение чужака. Очень может быть, что новый знакомый действительно безумец, но при этом обладающий уникальными способностями…

Бар оказался почти пустым. Через маленькие зарешеченные оконца внутрь падал голубоватый свет. Долька луны в последней четверти не двигалась, постоянно освещая бар под одним и тем же углом, словно лампа, горящая за темным стеклом. По другую сторону оцинкованной стойки торчал хозяин заведения, а на жердочке висел вниз головой гибрид попугая и летучей мыши невероятного розового цвета. Какая-то старуха в черном сидела за столиком у стены и клевала носом над стаканом.

Тучный бармен был одет в засаленный жилет и опирался на зловещего вида костыль. Багровое лицо с заплывшими глазками оставалось непроницаемым. Оно ничего не выразило даже тогда, когда Винс попросил кефиру для «мальчишки» и дозу для «всадника». Бармен молча подал и то, и другое. Кефир в стакане, а дозу – в двухмиллиграммовой ампуле.

Новый приятель усадил Януса за ближайший столик, посреди которого лежала морская раковина, используемая в качестве пепельницы. Янус осторожно отхлебнул из стакана. Обычный кефир – и если эта жидкость тоже иллюзия, то дьявольски совершенная.