греческих ныряльщиков, которые ловили омаров в коралловых гротах у Эгейских островов. Когда заплываешь в темный туннель, рано или поздно наступает момент, после которого у тебя уже не хватит дыхания вернуться назад. Тогда тебе остается только плыть вперед, в неизвестное… и молиться, чтобы там оказался выход.

Интересно, подумал Лэнгдон, пересекли они этот критический рубеж или еще нет?

Он кинул взгляд на парковые дорожки впереди — хаотически пересекаясь, они бежали в разных направлениях. Если им с Сиеной удастся добраться до палаццо Питти и выйти из садов Боболи, то от Старого города их будет отделять только самый знаменитый пешеходный мост на свете — Понте Веккьо. Там всегда полно народу, так что хорошее прикрытие им обеспечено. А оттуда до палаццо Веккьо всего несколько кварталов…

Вертолет жужжал уже совсем близко, и на Лэнгдона вдруг нахлынуло изнеможение. Теперь, зная, что ему не надо винить себя в поджоге, он окончательно перестал понимать, зачем они бегают от полиции.

— В конце концов меня все равно поймают, Сиена, — сказал Лэнгдон. — По-моему, лучше уж сдаться сразу.

Сиена посмотрела на него с волнением.

— Стоит вам остановиться, как в вас тут же начинают стрелять! Роберт, вы должны разобраться, во что впутались. Надо взглянуть на эту фреску Вазари и проверить, не оживит ли это вашу память. Может, тогда вы сообразите, откуда взялся этот проектор и почему вы носите его с собой.

Мысленно Лэнгдон снова увидел, как женщина с шипами на голове хладнокровно убивает доктора Маркони… как в них стреляют люди в черном… как стекается к Порта Романа итальянская военная полиция… и как вдобавок ко всему этому над садами Боболи снует вертолет-разведчик, отправленный на его поиски. Он умолк, потирая усталые глаза и взвешивая варианты.

— Роберт! — окликнула его Сиена, чуть повысив голос. — Есть еще одна вещь… Раньше я думала, что это не важно, но теперь сомневаюсь.

Лэнгдон поднял глаза, встревоженный серьезностью ее тона.

— Я хотела сказать вам еще у себя дома, — продолжала она, — только…

— Что такое?

Сиена поджала губы. Вид у нее был смущенный.

— Когда вы пришли в больницу, вас лихорадило, но вы пытались что-то объяснить.

— Ну да, — ответил Лэнгдон. — Я бормотал «Вазари, Вазари».

— Да, но чуть раньше… до того, как мы принесли магнитофон, в первые минуты после вашего появления, вы сказали кое-что другое, и я запомнила. Вы сказали это всего один раз, но я уверена, что ничего не путаю.

— Что я сказал?

Сиена покосилась туда, где жужжал беспилотник, а затем снова перевела взгляд на Лэнгдона.

— Вы сказали: «У меня есть ключ… я должен это найти, а если не найду, тогда всех ждет гибель».

Лэнгдон молчал, не зная, что ответить.

— Я думала, вы говорили о той штуке, которая была у вас в кармане, но сейчас… — продолжала Сиена.

Если не найду, тогда всех ждет гибель? Эти слова потрясли Лэнгдона. Перед ним замелькали навязчивые образы смерти… дантовский ад, эмблема биологической угрозы, чумной доктор. И вновь таинственная незнакомка обратила к нему свою мольбу с того берега кроваво-красной реки. Ищите, и найдете! Время уже на исходе!

Голос Сиены вернул его к действительности.

— На что бы в конечном счете ни указывал этот проектор… и что бы вы ни пытались найти, это наверняка нечто чрезвычайно опасное. Если уж нас хотят убить… — Ее голос слегка дрогнул, и она помедлила, снова собираясь с духом. — Подумайте сами. В вас стреляли средь бела дня… и не только в вас, но и в меня — а я ведь вообще ни в чем не замешана. Похоже, никто и не думает вступать в переговоры. На вас ополчилось ваше собственное правительство… вы попросили их о помощи, а они подослали к вам убийцу.

Лэнгдон невидящим взором уставился в землю. То ли работники консульства США сообщили киллеру, где он находится, то ли сами натравили на него киллера — какая разница? Результат все равно один. Мое собственное правительство против меня.

Карие глаза Сиены светились уверенностью и отвагой.

Во что я ее втянул?

— Хорошо бы все-таки узнать, что мы ищем. Тогда хоть что-то могло бы проясниться.

Сиена кивнула.

— Что бы это ни было, нам надо его найти. По крайней мере у нас на руках будет хоть какой-то козырь.

Ее логика казалась железной. И все же что-то беспокоило Лэнгдона. Если не найду, тогда всех ждет гибель? Все утро он то и дело натыкался на пугающие символы биологической опасности, чумы и Дантова ада. Конечно, он толком не знал, что ищет, однако напрашивалось предположение, что речь идет о смертельной болезни или о крупномасштабной биологической угрозе. Но если это так, почему на него устроило травлю его собственное правительство?

Неужели они думают, что я террорист?

Это была полная нелепость. Нет, здесь крылось что-то другое.

Лэнгдон опять подумал о таинственной незнакомке.

— Есть еще женщина из моего видения. Я чувствую, что должен ее найти.

— Тогда доверьтесь своим чувствам, — сказала Сиена. — В таком состоянии, как сейчас, ваше подсознание для вас лучший компас. Это основы психологии: если чутье велит вам доверять этой женщине, значит, вы должны делать именно то, что она вам советует.

— Ищите, и найдете, — вместе сказали они.

Лэнгдон перевел дух, понимая, что пора отбросить сомнения.

Все, что мне остается, — это плыть по туннелю.

Чувствуя, как крепнет его решимость, он стал озираться вокруг, чтобы сориентироваться. Где выход из парка?

Они стояли под деревьями на краю большой открытой площадки, где сходились несколько дорожек. Слева, немного поодаль, Лэнгдон заметил прудик овальной формы, а посреди него — маленький островок с лимонными деревьями и изящными статуями. Изолотто, подумал он, узнав знаменитую скульптуру — Персея на коне, наполовину погруженном в воду.

— Палаццо Питти там, на востоке. — Лэнгдон указал в сторону, противоположную Изолотто, — туда, где проходила главная аллея парка, Вьоттолоне, пересекающая его весь с запада на восток. Широкую, как двухполосное шоссе, Вьоттолоне окаймляли ряды стройных кипарисов возрастом в добрых четыре сотни лет.

— Но там негде спрятаться, — возразила Сиена, посмотрев на открытую аллею. — Нас тут же засекут!

— Вы правы, — криво ухмыльнувшись, отозвался Лэнгдон. — Поэтому мы пойдем вон по тому туннелю.

Он снова протянул руку, указывая на густую шпалеру рядом с Вьоттолоне. В плотных зеленых зарослях была прорезана арка, а за ней бежала ровная тропинка. Каменные дубы по ее обочинам тщательно подстригали с начала семнадцатого века; в результате их ветви сплелись наверху и образовали туннель, параллельный главной аллее. Название этой тропы, Черкьята, буквально означало «округлая», поскольку смыкающиеся над ней ветви напоминали по форме обручи для бочки, по-итальянски