солдатами легиона невелик. По сравнению с этими вольноотпущенниками, они более эффективны и способны подчиняться приказам».

Мариги, который был рядом с ним, спросил в ответ: «Если бы ты разослал всех солдат, Турий был бы пуст. Тогда что нам делать, если нападет враг или случится большой переполох?».

Филесий на мгновение растерялся. Затем он нерешительно сказал: «Турий окружен либо городами союза, либо союзниками, так откуда же взяться тайному нападению?».

«Мы можем напасть на Бесидисе, так почему кто-то другой не может напасть на Турий?». — Возразил Мариги. На самом деле он думал о том, что Филесий, помимо того, что был хорош в военном деле, был полным идиотом в политике. Раз Давос ведет армию наружу, значит, армия определенно должна остаться. Теперь члены Сената стали более самостоятельными, чем раньше, поэтому в случае хаоса они смогут немедленно его подавить.

В это время Мерсис находился на одной волне с Мариги, хотя его объяснение прозвучало под другим углом.

«Послать резерв?!». — Закричал Мерсис, «Тебе легко говорить! Филесий, ты должен знать, сколько сил мы с Давосом потратили на подготовку к этой войне! Мало того, что в казне кончились деньги, мы еще и задолжали гражданам огромный долг, а ведь мы могли обеспечить пайками только четыре легиона, чтобы они могли сражаться четыре месяца. А паек солдата запаса такой же, как и у солдата легиона, — не менее полутора килограммов зерна в день и две соленые рыбы на паек, тогда как паек этих вольноотпущенников намного проще, что пока их едва кормят, этого будет достаточно. Филесий, пользуйся своей головой и не думай каждый раз, как сражаться: «Если бы вы сражались без еды, вы бы все умерли от голода».

Мерсис и Филесий — старые знакомые, поэтому Филесий, естественно, понимал характер этого толстяка. Поэтому, вместо того чтобы ответить, он с открытым сердцем согласился.

Позади них стоял Андролис, который все еще был потрясен новостью о победе, услышанной им сегодня утром.

«Андролис, разве ты не говорил, что город Бесидисе занимал выгодное географическое положение и его почти невозможно было захватить, но как владыка Архонт захватил его так быстро?». — В замешательстве спросил Эврипус.

«Я тоже в растерянности, и гонец, принесший новости, не рассказал нам подробно о захвате Бесидиса». — В голове Андролиса все еще стояли захватывающие картины прогулки по речной тропе, и он беспомощно сказал: «Это правда, что у Бесидиса есть естественное географическое преимущество, из-за которого его трудно завоевать. Но с благословением Аида, даже при самых больших трудностях, для него это будет просто ветерком. Вы можете узнать у него подробности после его победоносного возвращения».

«Похоже, что Архонт действительно очень силен в командовании гражданами в битве. Эврипус, почему бы нам не обратиться к нему и не присоединиться к этим легионам Теонии». — Предложил Плейтинас.

«Я уже спрашивал об этом. Уникальная система легионов, созданная Архонтом, сильно отличается от военной системы обычного города-государства. Каждое продвижение в армии имеет строгую оценку. Даже если мы с тобой, государственные деятели Сената, тоже должны начать обучение заново с военного лагеря, поскольку мы не знакомы с тактикой и военными формированиями…». — Эврипус все еще был очень зол по этому поводу. Подумать только, что он, имеющий почетный статус дворянина Кримисы, а теперь государственный деятель Теонийского сената, должен был потеть и тренироваться вместе с этими бедными вольноотпущенниками, по словам Филесия из военного министерства, бывшего наемника,

«Если нам нужно тренироваться, то тренируйтесь. Неужели мы ничем не лучше этих вольноотпущенников?!». — Плейтинас нисколько не возражал против этого.

Слушая их доводы, Андролис мог только вздохнуть. Похоже, с тем, что он стал гражданином Теонии, смирился не только он, но и Плейтинас с Эврипом. Хотя он уже несколько лет был полемархом Кримисы, грабеж небольшого Бруттийского племени заставил поволноваться и его, и жителей города-государства, в то время как в Теонии одного только заседания в Сенате достаточно, чтобы решить жизнь и смерть всей расы Бруттиев! Есть старая поговорка: «Чем выше стоишь, тем больше пейзажей видишь. И чем больше ты привык есть вкусной еды, тем больше ты, естественно, смотришь свысока на черствый хлеб».

На другой стороне террасы Куногелата и Корнелий обсуждают другой вопрос.

«С оккупацией Бесидиса, похоже, скоро наступит день нашего завоевания Бруттии!». — Корнелий не мог не вздохнуть, наблюдая, как всего за два года Теония превратилась из слабой в сильную.

С другой стороны, Куногелата рассматривала более долгосрочные вопросы: «Однако это будет большой проблемой, как справиться с Бруттийцами после того, как они будут побеждены!».

Корнелий задумался на мгновение и неуверенно сказал: «Мы должны управлять Бруттийцами так же, как и Луканцами!».

Куногелата на мгновение задумался, а затем сказал: «Бруттийцы отличаются от луканцев».

На этом он замолчал и снова покачал головой: «Как далеко зайдет война? Какое соглашение будет подписано? Пока еще слишком рано рассуждать об этом, так как невозможно предсказать результат. Однако, если им удастся завоевать регион Бруттий, то с этого момента Турий будет в полной безопасности!».

***

На Сицилийском острове Мотия война все еще продолжается, день за днем, в том же духе. Все жители Мотии — солдаты, и, несмотря на большие потери, они все еще не сдавались. Атака Сиракузов продвигалась все дальше и дальше, но им так и не удалось занять весь город, несмотря на значительные потери.

Время шло, Дионисий становился все более беспокойным, что даже заставило его казнить двух стражников по ничтожным причинам.

Наконец, он понял, что силовая атака на Мотию не годится. Приняв предложение бывшего лидера наемников Марсиаса, он решил организовать отряд смерти, чтобы ночью пробраться в район, обороняемый Мотийцами.

К счастью, его авантюра удалась. После короткой, но ожесточенной битвы они окончательно сломили сопротивление мотианцев.

Однако греческие воины вовсе не стремились захватить и разграбить свою добычу. Потеряв слишком много своих товарищей в предыдущей битве, они хотели только одного — отомстить. А поскольку зверства карфагенского полководца Ганибала* десятилетней давности были еще свежи в их памяти, они решили быть такими же жестокими и безжалостными, какими были карфагеняне по отношению к греческим городам, и так началась резня. (Этот Ганнибал — не тот Ганнибал, который был в римскую эпоху. В разные периоды существования Карфагена было много карфагенских генералов по имени Ганнибал, а этот Ганнибал более известен как глава Магонидов).

После дня непрерывной резни, которую Дионисий в конце концов прекратил, но не потому, что был милосерден, а потому, что считал, что мертвые не могут стать пленниками, поэтому победившие солдаты обратили свое