со всей Европы, всякий домохозяин догадался, что надо ему делать: все дома переладили и перестроили в отели. И потому есть два сорта отелей: домов 10 под настоящими, формальными отелями, и затем все (буквально) остальные дома называются приват-отелями. В них те же номера, та же прислуга и даже почти во всех рестораны. <…> В заключение об Эмсе — здесь давка, публика со всего мира, костюмы и блеск, и всё-таки одна треть № №-в не заняты. Магазины подлейшие. Хотел было купить шляпу, нашёл только один магазинишко, где товар вроде как у нас на толкучем. И всё это выставлено с гордостью, цены непомерные, а купцы рыло воротят…»

Достоевский верил в чудодейственную силу эмских лечебных вод для своих больных лёгких. В 1880 г., пропустив поездку в Эмс из-за Пушкинских торжеств, он уже глубокой осенью (28 нояб.) убеждённо писал младшему брату А. М. Достоевскому: «…очень уж тягостно мне с моей анфиземой переживать петербургскую зиму. <…> Дотянуть бы только до весны, и съезжу в Эмс. Тамошнее лечение меня всегда воскрешает…»

«Дотянуть до весны» на этот раз не удалось…

Энгельгардт Анна Николаевна

(урожд. Макарова, 1838–1903)

Жена профессора Петербургского земледельческого института, члена революционной организации «Земля и воля», известного автора публиковавшихся в ОЗ «Писем из деревни» Энгельгардта Александра Николаевича (1832–1893); критик, переводчица, деятельница женского движения, первая женщина-книгопродвец из «общества» (служила в магазине Н. А. Серно-Соловьевича, созданном в Петербурге в 1862 г. «Землёй и волей»). Была арестована в 1870 г. вместе с мужем, провела полтора месяца в Петропавловской крепости. Достоеский познакомился с супругами Энгельгардт в 1860 г. в доме отца Е. А. Штакеншнейдер, однако пик его отношений с этой незаурядной женщиной пришёлся, судя по всему, на последний год жизни писателя. Та же Штакеншнейдер в своём «Дневнике» 12 ноября 1880 г. записала: «Анна Николаевна нравится ему давно. Он даже говорил мне, что глаза её как-то одно время его преследовали, лет восемь тому назад. Встретившись с нею у нас, он отвёл меня в сторону и спросил, указывая на нее: “Кто эта дама?” — “Да Энгельгардт, говорю, и ведь вы же её знаете”. — “Да, да, знаю, — отвечает. — И знаете, что я вам скажу, она должна быть необыкновенно хорошая мать и жена. Есть у нее дети?” — “Есть”. — “А муж где?” — “Сослан или, вернее, выслан”. Он в тот же вечер возобновил с нею знакомство и был у неё, чем она немало гордилась…» [Д. в восп., т. 2, с. 366]

Достоевский не раз упомянул в письмах к А. Г. Достоевской с Пушкинских торжеств в Москве 1880 г. о своих встречах с Энгельгардт, и чуть позже, зимой подписал и подарил Анне Николаевне только что вышедший том «Братьев Карамазовых».

Известен очерк Энгельгардт о Достоевском, написанный на французском языке (хранится в Российском госархиве литературы и искусства) и одно её письмо к писателю; письма Достоевского к Ней не сохранились.

Эпилепсия

Греч. epilêpsia. Хроническая болезнь мозга, протекающее в виде судорожных припадков с потерей сознания (по-народному — падучая), которой страдал Достоевский. Сразу после смерти писателя в февральских номерах «Нового времени» за 1881 г. появились свидетельства доктора С. Д. Яновского о том, что эпилепсия впервые проявилась у Достоевского в 1846 г. (в 25-летнем возрасте), и самого издателя газеты А. С. Суворина, который утверждал, будто Достоевский заболел падучей ещё в детстве, на что ему возразил на страницах того же НВр младший брат писателя А. М. Достоевский. И действительно, сам Достоевский в первом после каторги письме к старшему брату М. М. Достоевскому (фев. 1854 г.), описывая свои острожные четыре года, впервые упоминает: «От расстройства нервов у меня случилась падучая, но, впрочем, бывает редко…» Сохранилось и заключение лекаря 7-го Сибирского линейного батальона Ермакова, который свидетельствовал, что рядовой Достоевский в «1850 году в первый раз подвергся припадку падучей болезни (Epilepsia)». В письме тому же брату Михаилу писатель через полгода (30 июля 1854 г.) добавлял: «Вообще каторга много вывела из меня и много привила ко мне. Я, например, уже писал тебе о моей болезни. Странные припадки, похожие на падучую и, однако ж, не падучая…» И лишь ещё почти через три года в письме к А. Е. Врангелю (9 мар. 1857 г.) сообщал: «В Барнауле со мной случился припадок <…> доктор сказал мне, что у меня настоящая эпилепсия…» Буквально через неделю после свадьбы с М. Д. Исаевой на обратном пути из Кузнецка в Семипалатинск, когда молодые остановились в Барнауле у П. П. Семёнова-Тян-Шанского, с Достоевским случился сильнейший припадок, который произвёл на молодую жену шоковое впечатление. Врач поставил окончательный диагноз и предрёк: если больной не будет лечиться, вскоре во время одного из таких припадков он задохнётся от горловой спазмы. Одним словом, эпилепсия, если даже и не началась-открылась в остроге, то уж во всяком случае усилилась и развилась на каторге окончательно.

Множество людей, оставивших воспоминания о Достоевском, писали и о его «главном» недуге. К примеру, Н. Н. Страхов: «Припадки болезни случались с ним приблизительно раз в месяц <…> Но иногда, хотя очень редко, были чаще; бывало даже и по два припадка в неделю. <…> Предчувствие припадка всегда было, но могло и обмануть. В романе “Идиот” есть подробное описание ощущений, которые испытывает в этом случае больной. Самому мне довелось раз быть свидетелем, как случился с Фёдором Михайловичем припадок обыкновенной силы. <…> Поздно, часу в одиннадцатом, он зашёл ко мне, и мы очень оживлённо разговорились. Не могу вспомнить предмета, но знаю, что это был очень важный и отвлечённый предмет. Фёдор Михайлович очень одушевился и зашагал по комнате, а я сидел за столом. Он говорил что-то высокое и радостное; когда я поддержал его мысль каким-то замечанием, он обратился ко мне с вдохновенным лицом, показывавшим, что одушевление его достигло высшей степени. Он остановился на минуту, как бы ища слов для своей мысли, и уже открыл рот. <…> Вдруг из его открытого рта вышел странный, протяжный и бессмысленный звук, и он без чувств опустился на пол среди комнаты.

Припадок на этот раз не был сильный. Вследствие судорог всё тело только вытягивалось да на углах губ показалась пена. Через полчаса он пришел в себя…» [Д. в восп., т. 1, с. 411–412]

Страхов дважды подчёркнул-отметил — это был обычный, не сильный припадок. Но даже вследствие такого припадка больной терял память и дня два-три находился в совершенно беспомощном состоянии. Не говоря уж об ушибах и травмах при падении. Именно при таких обстоятельствах Фёдор Михайлович однажды повредил серьёзно глаз. А как проходил сильный припадок, свидетельствовала А. Г. Достоевская. Этот припадок — самый первый, какой случился на её глазах, произошёл на первой же неделе после