Обидевшись за половник, тетя Валя перестала выставлять напиток. Сколько ее ни просили, ни умоляли, сколько другие половники не приносили, она так и не простила кражу.

Оставался один выход – бегать в столовский туалет. Почему он назывался туалетом – непонятно. На самом деле – умывалка. В ряд стояли четыре раковины, почти впритык. На каждую – маленький краник и вечно холодная вода тоненькой струйкой, которая бьется о дно раковины со звуком. Дети выбегали в умывалку, хлестали воду, подставив под струю пересохший рот. Отдыхающие, конечно же, воду в бутылках покупали. Даже кипяченую местную не пили, опасались за желудок. Такое расточительство – покупать воду, простую воду, даже не газированную – особенно возмущало Федора.

– Чё им, денег девать некуда? – удивлялся он. – Во, люди больные.

В последнее время калитка совсем не работала. На кнопки отзывалась, а захлопнуть уже не получалось. Надо было дернуть сильно. Дети повисали всем телом на калитке и тянули, используя силу ног.

Ильич попросил Федора починить замок, но тот решил, что не должен заниматься калиткой. Ему уже не по статусу. И «подрядил» дядю Петю, который вообще кнопочки не видел – ни в очках, ни без. Но старик честно смазал замок машинным маслом и доложился Федору. Калитка так и не стала закрываться.

– Там надо пазы подгонять. Разболтались, – авторитетно объявил Федор.

– Так подгони, – велел Ильич.

– А нечего дергать. Пусть дома у себя так дергают, – огрызнулся Федор, но что-то подтянул. Так, на глаз, для вида.

После этого случилось происшествие. Славик играл с детьми на террасе. Местные пацаны свалили скамейку, устроили беготню, стали швыряться камнями с террасы – кто дальше. Орали как резаные: «Славик, ты во́да! Ты во́да! Догоняй!» Когда на шум выбежали Галина Васильевна и тетя Валя, вся компания кинулась к калитке. Славик, протянув руку между железными створками, быстро набрал код, решив спасать друзей. Держал дверь. И когда уже все благополучно оказались по ту сторону калитки, один из пацанов вернулся и захлопнул дверь посильнее. Славик, как ему велели, держал ладонь между замком. И калитка захлопнулась по пальцам Славика. Пацаны загоготали и разбежались. Славик даже не плакал. Он стоял, часто моргая, и с удивлением смотрел на свою ладонь, которую зажало калиткой.

– О господи, – ахнула Галина Васильевна. Она отжала калитку, вытащила руку Славика, которая на глазах посинела, увеличилась раза в три, и потащила его в умывалку. Тетя Валя уже неслась со льдом. Славик не плакал. Он смотрел на Галину Васильевну, на тетю Валю, на свою руку и повторял:

– Кто во́да? Кто во́да? Кто во́да?

Два пальца у Славика были сломаны – мизинец и безымянный. Без всякого рентгена было понятно. Как только он боль такую терпел?

Галина Васильевна потащила Славика наверх, в местную больницу. Мальчик покорно шел следом. Не плакал, не кричал. Только с удивлением смотрел на свою руку, которую Галина Васильевна примотала ему наволочкой к шее. В тот момент, когда все случилось, она гладила наволочки и с одной из них в руках так и выскочила.

– Славик, дверь сама захлопнулась? – спрашивала его Галина Васильевна уже в больнице.

– Дверь сама захлопнулась, – отвечал Славик.

– Мальчики дверь специально захлопнули? – уточняла она.

– Мальчики дверь специально захлопнули, – подтвердил Славик.

На пальцы поставили лангету. Славик даже не пикнул. Галина Васильевна никак не могла успокоиться. Надо же, свои, местные, так поступили. Ведь знают же все про Славика! Зачем так с ним? Она непременно хотела наказать обидчика.

– Славик, кто дверь захлопнул? Кто последний выбежал?

– Красный, – проговорил Славик.

Он не мог запомнить имена, как не мог запомнить названия блюд. И всех детей определял так, как определяют маленькие дети: красный, синий, зеленый. По цвету футболки или кепки. Пока Галина Васильевна выспрашивала у всех местных, кто из ребят был в красной футболке, обидчик явился сам. Его притащила Наташка.

– Вот, сознался, сволочь, – объявила она.

«Сволочь», Вовка, ростом выше матери, стоял покорно и не двигался. Мать держала наготове поднос, которым саданула по затылку сына.

– Мам, ты чё? Больно же! – потер макушку Вовка. – Я ж не нарочно, я же в шутку. Он сам виноват. Чё руку держал? Я ж закрыть хотел!

Наташка саданула сына подносом еще раз.

– Дома тебе такого ремня задам! – пригрозила мать. – Галь, делай с ним что хошь. Надоел он мне. Сил никаких нет.

– Ты же специально сделал, – сказала Галина Васильевна Вовке. – Зачем? Ты же знаешь, что Славик не понимает. Зачем так жестоко-то?

– Да чё вы? Я сто раз руку ломал и ничё! – взбеленился Вовка.

– Нет, ну ты посмотри на него! – Мать говорила «посотри». – Ты мне дашь работать спокойно?

Вовка был единственным сыном Наташки, которая торговала пирожками около входа в пансионат. Пирожки у нее были вкусные, она не жалела масла, и даже тетя Валя забирала у нее остатки – продать отдыхающим. Наташка была добрая, вечно замотанная мать-одиночка. Вовка воспитывал себя сам. От матери он регулярно получал ремня, на который уже не реагировал – ремнем больше, ремнем меньше.

– Будешь сюда ходить и все делать. Хоть языком асфальт вылизывать, – объявила Наташка.

– Да, щас, – огрызнулся Вовка.

– Я тебе щаскну! Сволочь! Опять меня позоришь! С кем связался? С дурачком! С дурачком легко, да? Он тебе сдачи дать не может!

– Вова, мне больно, – подошел к ним Славик, назвав «красного» по имени, и вдруг горько заплакал. Так, как плачут маленькие дети.

Наташка охнула и присела, схватившись за сердце.

– Вова, не надо так делать. Мне больно. Вот здесь больно, – Славик показал на голову, а не на больную руку.

Вовка вырвался из рук матери и кинулся вниз по набережной.

– Только попробуй вернись, убью! – закричала Наташка вслед.

Но Вовка знал, что не убьет. Он мечтал сбежать в Севастополь, в мореходку. Отца никогда не видел, не знал, но Наташка, чтобы отвязаться от расспросов, сказала, что тот живет в Севастополе, плавает на кораблях. Вовка, который уже все про жизнь понимал не хуже многих взрослых, отчего-то верил, что если он доберется до Севастополя, то непременно встретит там отца. И он устроит его и в мореходку, и к себе на корабль возьмет. Где Вовка собирался искать отца? Так в порту, где же еще?

Наташка иногда плакалась тете Вале:

– Сбежит, ведь сбежит, подлец. Пока недалеко сбегал, да на пару дней. А что, если насовсем?

– Конечно, сбежит, – отвечала тетя Валя.

– Он не такой. Только на него находит иногда, – объясняла Наташка Галине Васильевне, когда Вовка обижал Славика.