на стороне добра, вместе с Германом и этой вашей смешной птицей… Dream team[1], команда победителей, черт побери… только ему было невдомек, что победить он не может. Добро может уничтожить зло, только если само станет злым. Таким образом, зло всегда воюет со злом, а добру в этой системе ценностей вообще не остается места! Не бог весть какая мысль, а свела с ума немало студентов.

Он помахал указкой в воздухе.

– Твой отец выбрал неверную сторону. Не пойму, на что он вообще надеялся? Воплощенного добра никто никогда не видел. Ну, если не считать рекламы с Санта-Клаусом по телевизору… Тогда как зло – вот оно. Зло всегда персонифицировано. Тебе знакомо это слово? У него есть лицо. Пусть и злобное. Как мое, например. А добро выглядит слишком расплывчатым, Сергей. Примерно как отражение в стекле вагончика, когда ты смотришь в темноту…

Он тихо рассмеялся, и от этого стало еще страшнее. Я вспомнил последнее видео из тех, что показал мне Герман. Но я изо всех сил старался не бояться.

– И что же с ним стало? – спросил я, стуча зубами. – Ну… с моим отцом? И с мамой?

– Матвей не хотел меня слушать. Полез без спросу в старые шахты. Он там нашел, видите ли, военные захоронения, хотел их изучить. Да еще и Марию за собой потянул. Он говорил, что исследует природу зла – ни больше, ни меньше. Он почти докопался до истины… хотя люди в деревне подозревали, что они просто сидят там, в своем вагончике, и курят всякую дрянь… как ты понимаешь, милиция тоже думала так. Сгоревший автомобиль нашли в овраге… да вот, собственно, недалеко от этого места… не исключаю, что какие-нибудь сэмплы до сих пор ржавеют в песке. Не говоря уже о мелком биомусоре.

Я посмотрел вниз. Над ручьем поднимался туман. Мне не хотелось думать о том, что здесь было десять лет назад.

– Он был смелым парнем, твой отец, – сказал Гройль. – Мне даже было немножко жаль его. Ты не поверишь: я печалился и о твоей милой мамочке, и о тебе тоже. Помню, как ты плакал навзрыд, оставшись один в своем вагончике десять лет тому назад… мне даже захотелось тебе помочь… поучаствовать в меру сил в твоей судьбе… но я решил обождать. Никуда ты от меня не денешься, подумал я…

Он не сводил с меня глаз, и я чувствовал себя загипнотизированным. Да, именно так. Но я, хоть убей, не мог расслышать, о чем он думает. Его глаза блестели холодным блеском, как будто жили отдельно от него.

– Послушай меня, Сергей, – сказал он. – Время Смотрителей закончилось. Ты полукровка, и ты последний в роду. Ты умрешь быстрее, чем обзаведешься наследниками… даже не мечтай о том, о чем ты сейчас подумал, – тут он погрозил мне пальцем. – Очень скоро ты погибнешь, и твой дар умрет вместе с тобой. Поверь, я могу убить тебя прямо сейчас. Есть только одна вещь, которая меня останавливает…

Его ледяные глаза сверкнули из-под козырька кошмарной фуражки. И я не мог понять, что означает этот взгляд.

– Я ведь тоже один, – сказал он вдруг. – У меня нет наследников. Мои ученики – по большей части настырные идиоты, не более того… мне некому передать свою силу, Сергей. Свою необычайную силу. Ты даже не представляешь, какой ценой она мне досталась – и лучше тебе этого и не знать… просто поверь на слово. На этой земле немного найдется сверхлюдей, кто мог бы со мной потягаться…

Он посмотрел на меня, будто хотел понять: верю я или нет. А ведь он тоже сомневается, подумал я. Он хочет знать, соглашусь я или нет. Он… боится. Он пытается читать мои мысли – но в этих мыслях нет ответов на его вопросы.

– Слушай, – сказал он. – Я очень долго думал, что мне никто не нужен. Но вдруг внезапно я понял, что я… был неправ. Знаешь, когда это случилось?

Я молча покачал головой. Хотя уже знал.

– Да, – сказал он. – Когда мы дрались с Германом у ограды вашей усадьбы. Клянусь, я не хотел его убивать, но он своим упрямством довел меня до холодного бешенства… Так вот, когда ты вышел против нас вдвоем со своим другом… с этим лучезарным ангелом, Виком… меня вдруг поразила одна мысль, Сергей, и поразила до глубины моей души – если, конечно, предположить, что душа у меня есть…

На его губах я увидел кривую улыбку, больше похожую на гримасу боли.

– Именно тогда я понял, что я – один. Со мной никто не выйдет вот так. Не прикроет своим плечом. Единственный, кто был бы на такое способен – и последний, кого я попросил бы об этом – был твой дед… мой старый испытанный враг… но он уже лежал у моих ног, мертвый…

Он снова отвел глаза, но я по-прежнему смотрел на него. Я мог от него ожидать, что он скрывает свои мысли. И не был готов к тому, что он не будет их скрывать.

– Я всегда гордился, что у меня нет любимчиков, – сказал он надтреснутым голосом. – И в конце пути с размаху въехал в эту стену. Я понял, что у меня нет вообще никого. Ни детей, ни друзей, ни привязанностей. Не подумай, что я жалуюсь. Я просто констатирую факт. Я холоден и расчетлив. И точно так же расчетливо я делаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться – если ты не глупец, конечно.

Он начертил своей тросточкой какой-то знак на песке – мне показалось, что смайлик.

– Итак, вот мое предложение, – сказал он. – Ты раз и навсегда переходишь на мою сторону. Взамен я оставляю в покое твоего деда Германа, ворона Карла, твоего друга-волчонка – словом, всех, кого скажешь. Как ты понимаешь, это только малая часть того, что я дам тебе. Как только ты подрастешь, ты станешь вожаком стаи, и даже не спрашивай, что будет с Феликсом. Я научу тебя всему, что знаю сам. Я дам тебе доступ ко всем нашим тайнам. Ты сможешь использовать всю темную энергию, что наполняет здешние шахты. Возможно, ты слышал о природе этой энергии? Я расскажу тебе… после. После. Главное, что тебе надо знать сейчас, вот что: ты получишь небывалую силу. Ты получишь в подчинение целую армию темнейджеров. Ты станешь моей правой рукой – молодой и сильной… вместе мы заставим весь мир содрогнуться, Сергей Волков. Всех, кто рулит сегодня, мы заставим очень сильно подвинуться! Взять хотя