– Маша, где ты была так долго? – спросила она, спускаясь с лестницы. Тапочки ее шаркали, и это вызвало во мне жаркую волну раздражения.

Впрочем, я не позволила ей выплеснуться.

– Работа, – неопределенно отмахнулась я. – Благодари своего мужа, что он дает мне ночные задания.

– Для этого нужно его хотя бы увидеть, а его пока нет. Я беспокоюсь, я очень беспокоюсь, – заныла она.

– Я тоже, но, думаю, все будет в порядке. Он мне сегодня звонил.

– А почему ты не сказала?

Я снова поборола досаду:

– Ты знаешь, Валя… много работы. Много и – разной. Что меня, сама понимаешь, в восторг не приводит.

Я говорила на автопилоте. Мысли мои были далеко от этой комнаты, от этого дома, от Валентины с ее крошечными бытовыми проблемами. Впрочем, быть может, такие и должны быть проблемы у женщины, и уж к Валентине точно не прилепится уничижительное выражение «бойцовая курица»…

Я прошла к своему компьютеру. Сунула в сканер одну из страниц дневника и запустила новейшую графологическую программу сопоставления имеющихся у меня образцов почерка Ксении и почерка в дневнике. Это была формальность, но тем не менее формальность уничтожала последнее сомнение.

Программа определила полную идентичность почерка в двух представленных фрагментах текста.

…Да. Дневник написан рукой Ксении, это уже точно и окончательно. Окончательно.

Я прошла на кухню, где наскоро перекусила. Хотя, откровенно говоря, кусок не лез мне в горло. Поминутно вставали перед глазами куски из того жуткого дневника, что лежал сейчас в моей сумочке, и вырисовывались черты портрета, который я видела в квартире Ельцовых в самое первое свое посещение: женщина в черном платье, на лице – саркастическая улыбка, а за спиной заходит кроваво-красное солнце, истекающее жирными багровыми полутонами.

Вошла Валентина. Ее волосы были встрепаны. Глаза чуть припухли.

– Что, Валя, не спится? – спросила я.

– Да.

– Тапик заснул?

– Тс-с, – прижала она палец к бледным, давно не крашенным губам, – не поминай, а то проснется еще… уф!

– Валя, знаешь что? – сказала я. – У меня там, в шкафу, есть хорошее вино… да черт с ним, с вином!.. Есть хорошая водка. Давай выпьем, а?

Валентина посмотрела на меня, как на полоумную.

– Да ты что, Машка? – медленно произнесла она. – Ты что… что-то случилось? У тебя такое лицо, как будто ты…

– Валя, – перебила я ее, – знаешь что, я не алкоголичка, потому одна не пью, а выпить хочется. Камень такой у меня на душе, надо бы его залить немного. Не смотри на меня так дико, сама знаешь, что я употребляю раз в год, да и то в високосный.

– Но ты смотрела на часы? Знаешь, который час?..

– Право, Валентинка, твоя семейная добродетель становится на редкость занудной. По-моему, я тебя не так часто прошу. Точнее, практически никогда. С тех пор как ты вышла замуж за Родиона, мы с тобой, по сути, ни разу и не говорили как подруги. Ты стала – жена моего босса. Какая-то перманентная, но никчемная занятость, сама себя накручивающая. То хроническая беременность, то послеродовые осложнения, то кормление грудью, то памперсы менять, то Родиона Потапыча будить… всегда, всегда. Ты даже не заметила, как превратилась в этакую… клушу. Знаешь, Валентина, наверное, это и есть то, что нужно женщине, да?

Она смотрела на меня, полуоткрыв рот, а потом выдохнула:

– Ох, и злая ты сегодня, Машка! Что случилось-то?

– А ничего! Ничего.

– Ну хорошо, хорошо, – засуетилась она, – но только вот столько… немножечко.

– А ты думаешь, что я много буду? Напиваться, чтобы весь день откисать, да? У меня завтра заседание суда по делу, которые мы ведем. К тому же я пропустила несколько тренировок по стрельбе, и у меня кончается абонемент на посещение бассейна. Так что у меня тоже масса дел, – одним духом выпалила я.

– По чуть-чуть, – повторила Валентина.

Я вздохнула и пошла за спиртным.

Утром я проснулась от того, что было нечем дышать. Духота была страшная. Мне показалось, что я стала жертвой очередного жуткого сна. Дневник, воровка, ложь… Ничего не было, это все мне приснилось, привиделось, у меня была особо изощренная алкогольная галлюцинация.

Вот что проистекает из непривычки к алкоголю.

– Приснилось? – слабо спросила я у собственного отражения в зеркале и недоуменно пожала плечами. Впрочем, легко было проверить. Если все это лишь сон, в моей сумке нет никакого дневника.

Я открыла сумку и увидела, что никакого черного томика там нет. Я вытряхнула все ее содержимое, но ничего не нашла. Я вздохнула с невыразимым облегчением. Сон. Это был только сон, жуткий, необычайно правдоподобный, но, слава богу, – только сон.

Я бухнулась в кресло, и что-то твердое уперлось мне в ягодицу. Сколько раз я говорила Валентине, чтобы она не забывала в креслах посуду из-под еды, которую она приносила мне прямо в комнату в период моей болезни! Сколько твердила, что не надо быть такой рассеянной и что я вовсе не хочу садиться в перепачканную вчерашним соусом тарелку, – все впустую!

Я встала и оглянулась.

…Это была не тарелка и не кастрюля. Это был черный зловещий томик «из сна», и на его обложке стояли крупные буквы, слагавшиеся в слово «дневник».

После легкого завтрака мое самочувствие немного улучшилось, но планке настроения не суждено было подняться выше. Мне позвонили.

– Слушаю.

– Мария, это Ксения тебя беспокоит, – раздался в трубке знакомый высокий голос, почти беспечный, почти веселый, и я вздрогнула, как будто вместо стула по ошибке все-таки села на разогретую сковороду, оставленную рассеянной Валентиной. – Ты вчера приходила, нет?

– Приходила. Тебя не было.

– Да, извини. Я, к сожалению, не успела вернуться к сроку. Меня вызывали в милицию по поводу этого злосчастного взрыва машины. Промурыжили до двух ночи. Еще раз прошу извинить. Ты придешь на суд?

– Ну да.

– Тогда не опаздывай. Ты мне сегодня будешь нужна, – сказала она.

Теперь мне было не до завтрака. Я отложила бутерброды и йогурт и начала одеваться, но тут позвонили вторично. На этот раз я услышала в трубке голос босса.

День начинался занимательно и обещал быть веселым.

– Я буду краток, Мария, – сообщил он, даже не поздоровавшись. – Ты была там?

– Да.

– Есть результаты?

– Да.

– Что это?

– Документальные доказательства суду. Дневник Кристалинской.

– Ты собираешься предъявить их сегодня?

– Смотря по обстоятельствам.

– Будь осторожна. Веские улики – они как камень: могут утянуть на дно.