Я оглянулся на собеседника, лицо которого было ещё более насупленным и суровым, чем раньше, когда мы были на вражеской территории.

– Как же так?

– Слушай и запоминай! – перебил меня майор. – Нас с Лёшкой ты не видел! Тебя сбили, ты прыгнул с парашютом, отбился от преследования… Захватил вражеский самолёт и вернулся домой. Подробности придумаешь сам. Не спорь! О нас – ни слова!

– Но как же… – попытался возразить я.

– Вот так! – отрезал тот. – У нас слишком важное задание, чтобы о нём знали даже свои. И не спорь! Как мы исчезнем, дело наше. Твоё – никогда и ни при каких обстоятельствах о нас не упоминать. Уразумел?

– Так точно, товарищ майор! Но как вы уйдёте с аэродрома?

– Не твоя забота! Веди лучше машину. Смотри, вон встречающие уже появились.

И действительно, впереди, в стремительно сереющем небе, появились три быстро растущие тёмные точки. Вот они уже превратились в хищные силуэты истребителей, уже видны стали звёзды на фюзеляжах и бортовые номера. Я, на всякий случай, покачал плоскостями. Головной истребитель качнул в ответ.

– Ванька, чёрт, неужели правда ты? – ворвался в наушники недоверчиво-весёлый голос старшего лейтенанта Тимофеева.

– Я, Егор, я!

Истребители промелькнули мимо, вернулись, пристроились по бокам.

– Давай, на посадку…

– Есть на посадку!

Ещё с десяток минут – и шасси трофейного «юнкерса» коснулись травы родного аэродрома. Аппарат запрыгал по неровностям почвы, гася скорость.

На моё плечо легла тяжёлая ладонь майора Фролова.

– Запомни, Ваня Бобриков, ты нас не видел! Тебе же будет лучше!

Неожиданно он, впервые за всё время нашего недолгого знакомства, улыбнулся.

– Спасибо тебе, сынок!

Самолёт, пробежав по полю положенное расстояние, остановился. Замерли винты. Со всех сторон к нему бежали люди. Пилоты, техники, даже вспомогательный персонал.

– Сейчас выбирайся из самолёта и ври поубедительней! – не то посоветовал, не то приказал майор, ставший вновь серьёзным. – Можешь даже приврать немного, заслужил!

Он ещё раз хлопнул меня по плечу, подмигнул и освободил выход из кабины.

– Прощай!

– И вам за всё спасибо! – выдохнул я, всё ещё не веря, что весь этот кошмар закончился.

– Давай уже, летун! – лейтенант расплылся в улыбке и сунул мне в руку широкий эсэсовский кинжал в ножнах. – Это от меня, на память!.. Иди, давай! Будь счастлив с Машей! Всегда!

Не помня себя от радости, я торопливо пожал им руки и буквально вывалился из самолёта.

И моментально попал в водоворот криков, объятий и рукопожатий. Знакомые, малознакомые и совсем незнакомые лица. Все радостно улыбающиеся, как будто уже наступила Победа! Одобрительные выкрики, хлопки по спине, рукопожатия. Кажется, меня даже собрались качать!

Но от этого кошмара меня избавили небесно-васильковые глаза Машеньки Овечкиной. Не обращая ни на кого внимания, девушка обвила руками мою шею, впилась своими губами в мои, разбитые и опухшие, а потом уткнулась лицом мне в грудь, заливая трофейный эсэсовский мундир слезами и приговаривая сквозь всхлипы:

– Ванечка, родненький мой! Любимый! Живой! Вернулся!..

И в эту секунду до меня наконец-то вдруг ДОШЛО. Откуда лейтенант Лёха мог узнать, что её зовут МАША?

Были, конечно, потом и доклад командиру части, и трудная беседа с особистом, и брехня на посиделках с друзьями-пилотами. И орден. «За проявленные мужество и героизм»… Вопросы, на которые я так никогда и не получил ответов, я задавал себе сам. Всю оставшуюся жизнь. КАК он мог знать имя моей будущей жены, с которой я действительно всегда был счастлив? И действительно ли ИМ был нужен третий, пилот, чтобы увести у фрицев самолёт?..

А вот лейтенанта Миронова с майором Фроловым ни одна живая душа не видела, хоть и собралось на лётном поле сотни полторы народу и многие сразу же полезли в трофейную машину.

И куда делись?..

Одно слово – разведка!

Фронтовая…

Гюнтер Джакомо нервно поёрзал, пытаясь устроиться покомфортнее на скамье гондолы, но успеха не достиг. Выросший в богатейшем квартале Венетто, он все пятьдесят восемь лет своей жизни передвигался по городу на гондолах. Будучи выходцем из богатой купеческой семьи, он просто обязан был пользоваться самым дорогим видом транспорта. Можно было, конечно, завести себе собственный выезд, но покойный отец, Венсан Пуабло Джакомо, человек мудрый, учил его: «Не выделяйся без необходимости!»

Купцу не всегда выгодно привлекать к себе внимание. Ибо «путь торговый увенчан многими терниями». Так говорил отец, словам которого юный тогда Гюнтер внимал словно гласу Господню. Матери Гюнтер не помнил. Она умерла родами. Воспитывал его отец, человек жёсткий, мрачный и властолюбивый; после смерти жены он так более и не женился.

Венсан вырастил из сына настоящую «акулу бизнеса». Но… была у него одна слабость. Под гнетом властолюбивого, склонного к диктаторству отца Гюнтер вырос не то чтобы трусом, но уж слишком боязливым и нерешительным во всех вопросах, непосредственно не касающихся сферы его деятельности.

Зато уж в торговом деле, и это было известно всему городу, не было негоцианта более успешного и оборотистого.

Подвела Понтера страсть к азартным играм. Проявилась она не сразу. Он всегда был экономным человеком. Очень богатым? Да! После смерти отца он унаследовал третий по значимости капитал в Венетто. И, видит Бог, приумножил его, как минимум, втрое. И не стал на этом останавливаться.

Но вот однажды он решил жениться. Нужно же было продолжить славный род Джакомо да Венци? Сорокалетний Гюнтер Джакомо женился на восемнадцатилетней Ангеллане дель Пьеттро, голубоглазой красавице с длинными льняными волосами, дочери Марциалла дель Пьеттро, тоже одного из богатейших купцов Венетто.

Но красавице Ангеллане, обладательнице весьма заманчивых форм и звериного темперамента, немолодого мужа оказалось мало. И уже четырнадцатилетняя дочь Арианна, и девятилетний Инноцент не походили на отца ни капли.

Лет пятнадцать Гюнтер пребывал в полном неведении относительно «шалостей» супруги. Но год назад он, жестокой волею судьбы был принужден окунуться в мир её похождений. Узнал он об этом совершенно случайно, вернувшись домой с полдороги из-за того, что обнаружил денежную недостачу по сделке, которую собирался провернуть в Падуане.

Так вот, вернувшись домой на двое суток ранее намеченного срока, Гюнтер обнаружил полуодетую жену в компании ещё менее одетого молодого мужчины.

Впервые в жизни Гюнтер был близок к тому, чтобы нарушить самую важную заповедь Господню, то бишь «убить ближнего своего»! Но…