— Почему же кобели?

— Да все потому же… Больше не на что и думать. Я своего досконально знаю… Нет других причин…

— Да и я своего вроде знаю…

— Ой, доведешь ты дело до большой беды со своей нерешительностью! — вскричала Муза с обидой на подругу и заплакала, заутирала слезы концом траурного платка. И Любе стало совсем не по себе. Она прислонилась спиной и затылком к дверному косяку, замерла с повлажневшими глазами. Что-то уразумевший Генашка подошел к ней, прижался, недобро и в упор глядя на гостью, которая уже не первый раз расстраивает его маму.

У дверей раздался длинный торжественный звонок. Люба вздрогнула и пошла открывать. Переступив порог, ей поклонился давно не заглядывавший к Букваревым Николай Заметкин, поклонился церемонно, с самым значительным выражением лица.

— Здравствуйте! О! И Муза здесь! Рад видеть вас, прекрасные однокашницы. А еще более доволен, что вы представляете собой аудиторию, столь мне необходимую. Я к вам по делу, — заговорил он с непоколебимой серьезностью и без всяких церемоний пошел в комнату, где сидела притихшая в скорби Муза. Но у порога спохватился и снял ботинки.

— Когда прохлада проникает к пяткам — острее думается, — пояснил он. Муза, словно бы оскорбленная его тоном, молча отвернулась, но это не произвело на гостя никакого впечатления.

Заметкин разложил на диване свою потрепанную папку, достал из нее несколько исписанных листов, выпрямился, сверкнул глазами и торжественно вскинул вверх руку с тонкими, четко обозначенными каждым суставом пальцами. Подруги давно привыкли к его чудачествам, но сегодня поза Заметкина была столь внушительна, что обе они, на время забыв о своих горестях, с интересом уставились на него.

— Слушайте пришельца нежданного, — тихо проговорил Заметкин. — Он прочтет вам небольшой документ.

И Муза и Люба непроизвольно вытянули к нему шеи. Обеим показалось, что гость сообщит им что-то о их мужьях. Обе они знали неподкупность и бескорыстие бывшего сокурсника и соавтора по дипломному проекту, во всем верили ему, не раз призывали на помощь и были убеждены, что в чудачествах его обычно был заложен немалый смысл, чаще всего прямо касающийся жизни семей и Букваревых и Губиных, смысл, зачастую скрытый, но не коварный.

— Слушайте, — повторил Заметкин уже ласковее. — Я начинаю читать. — И откашлялся.

— Повесть о начальнике Нечаеве! — вскрикнул он вдруг голосом ведущего эстрадный концерт, объявляющего сенсационный номер программы.

— Не дури, Колька! — прикрикнула Муза. — Если дельное принес, так можно и покороче. Нам не до шуток.

— И у меня не шутки, — важно отвечал Заметкин. — У меня прелюбопытный рассказ об ужасной судьбе одного нашего ровесника и современника.

Муза презрительно фыркнула и снова отвернулась, дернув подбородком. А гость значительно, изучающе поглядел в лицо сначала одной подруге, потом второй.

— Хотите, я вам скажу, о чем вы тут до меня печалились? — неожиданно и совершенно серьезно спросил он.

— Иди ты к дьяволу! — заругалась Муза, явно испугавшись, что Заметкин и в самом деле догадывается или имеет основания предполагать, о чем у них шла речь. Черт его знает, этого шута, он бывает на редкость проницательным не к месту.

— Читай, Коля. Мне интересно, что ты теперь сочиняешь, — просто сказала Люба. — У меня как раз есть свободных полчасика.

— Спасибо, — с серьезным видом не отвечал, а ответствовал Заметкин. — Начинаю:

Повесть о начальнике Нечаеве, обогнавшем самого себя, прочитанная Николаем Заметкиным Любови Букваревой и Музе Губиной

Он был тридцатилетним, ничем не выдающимся инженером, но скромным и добрым человеком. Молодая жена с высшим образованием души не чаяла в своем симпатичном, хотя и отчасти флегматичном муже, потому что была утомлена пятнадцатью годами учебы и тремя годами работы в библиотеке и ничего так не жаждала, как покоя, уюта и благоденствия.

Она так любила своего мужа, что не подозревала в нем никаких плохих качеств. Поглощенная своим покоем чуть больше нормального, она не замечала, что муж ее несколько скрытен и не вполне доволен своей участью.

Поначалу, чтобы быстрее получить отдельную, столь желанную для жены квартиру, он устроился техником в домоуправление. Работал культурно и исполнительно. Квартиросъемщики едва не носили его на руках и благодарили бога за ниспосланного им руководителя слесарей-сантехников и штукатуров-маляров-ремонтников. Ценило его и начальство.

В домах исправно работал водопровод (ни один кран не подтекал более суток!), батареи парового отопления были в меру горячими, сплотка полов и послеосадочный ремонт производились в сроки. Каждому квартиросъемщику была выстроена типовая сарайка с казенными замками и ключами. В свободное от работы время он читал журнал «Коммунальное хозяйство», понимал в нем все и запоминал новое, чтобы применить его на практике.

И все же инженер Нечаев не был доволен собой и своей судьбой, потому что шли годы, в домоуправлении был полный порядок, личная отдельная квартира была получена, обжита и обставлена, а техник Нечаев неожиданно обнаружил, что он, перестав быть молодым специалистом, оставался все тем же техником.

Он подыскал себе инженерную должность на перспективном заводе и подал заявление на увольнение. Но начальство его не отпустило, предложив пост главного инженера в другом, отстающем, домоуправлении. Он согласился и скоро вывел это домоуправление в ряды самых благополучных. После этого его назначили главным инженером горжилуправления, и он стал отвечать за все квартиры города, в котором было четырнадцать домоуправлений.

Главный инженер Нечаев получил новую многокомнатную квартиру в новом доме улучшенной планировки с дополнительными удобствами и лоджиями на две стороны света. И жена, ощутив дополнительный покой и уют, еще больше стала обожать своего мужа. А он, теперь уже почти довольный собой, усердно занимался проблемами канализации и уличного освещения, газификацией и повышением общественной активности широких масс квартиросъемщиков.

Все у него получалось. Ему приветливо улыбались и рядовые домохозяйки, и члены горсовета. К праздникам его награждали почетными грамотами и даже памятными подарками. Он ежеквартально получал денежные премии за безаварийность и призовые места в республиканском соревновании коммунальщиков.

Перевалило Нечаеву вместе с быстротекущим временем за тридцать, и постепенно стал он ощущать смутное