– В самом деле?

Джекоб невольно погладил себя по груди, проходя мимо Кронсберга в ворота. Розовый отпечаток моли все еще красовался у него под сердцем.

– И где же разместили жениха? В северном крыле?

Остальные часовые поглядывали на него недоверчиво.

– Где же еще? – Юстус Кронсберг понизил голос. – Опять высочайший заказ выполнял? Я слыхал, императрица тридцать талеров награды за суму-тюрьму назначила, с тех пор как Горбун такой же похваляется.

Сума-тюрьма. У Хануты имеется одна. Джекоб сам видел, как он эту суму у острозуба выкрал. Но даже у Хануты не хватит совести отдать подобную вещь в руки императрицы. Достаточно просто назвать имя своего врага – и тот канет в суму-тюрьму без следа. Поговаривали, будто Горбун таким манером уже больше чем от сотни недругов избавился.

Джекоб глянул вверх, на балкон, с которого завтра императрица представит своим подданным чету новобрачных.

– Да нет, я не с сумой, – ответил он. – Просто невесте подарок привез. Только извини, спешу. Брату и отцу поклон от меня.

Кронсберг был явно разочарован, так ничего толком от него и не разузнав. Однако ворота в первый дворцовый двор тем не менее ему открыл. Как-никак его брат обязан Джекобу тем, что не доживает свой век жабой на дне колодца или, как это нынче вошло у ведьм в моду, ковриком для ног или подносом для чайной посуды.

Последний раз Джекоб был во дворце месяца три назад. В кунсткамерах императрицы он проверял на подлинность волшебный орех. Дворцовые площади и дворы теперь, после всего виденного им в крепости гоилов, показались скромными, почти невзрачными, а окружающие здания, несмотря на всю их позолоту и даже балконы из горного хрусталя, – аляповатыми и безвкусными. Однако внутреннее убранство все еще поражало своим великолепием.

Особенно не поскупились аустрийские императоры на отделку северного крыла. В конце концов, его только для того и возводили, чтобы поражать императорских гостей богатствами и могуществом державы. Колонны нижнего зала были увиты гирляндами золотых цветов и фруктов. Беломраморный пол – в искусстве мозаики соперничать с гоилами все равно было бесполезно – оттенял своей строгостью красочную роспись стен, запечатлевшую все прославленные достопримечательности Аустрии: ее высочайшие горы, древнейшие города, красивейшие замки. Кстати, и замок, в развалинах которого уцелело волшебное зеркало, тоже представал здесь во всей своей первозданной красе, а Шванштайн сказочной идиллией простирался у его подножия. На разрисованных холмах и долах не было еще ни трактов, ни железных дорог, зато в изобилии присутствовали все те, на кого обожали охотиться предки императрицы: великаны и ведьмы, водяные и лорелеи, единороги и людоеды.

Вдоль лестницы, что вела на верхние этажи, висели отнюдь не столь миролюбивые картины. Их заказал отец императрицы, возжелав увековечить все битвы империи – морские и сухопутные, зимние и летние, сражения с лотарингским братом, с кузеном с Альбиона, с мятежными карликами, с волчьими князьями востока. Любой гость, откуда бы он ни приехал, неминуемо обнаружил бы здесь картину, запечатлевшую войска его родины в сражениях с армиями империи. Разумеется, только в проигранных сражениях. И лишь гоилы, поднимаясь по дворцовым лестницам, могли не искать на стенах батальные полотна с изображениями своих гибнущих или спасающихся бегством предков, ибо с тех пор, как они вступили в войну с человечеством, во всех без исключения битвах они одерживали только победы.

Двое часовых, встреченных Джекобом на лестнице, и не подумали его задержать, хоть он и был вооружен, а торопливо пробежавший слуга, обгоняя его, подобострастно поклонился. Здесь, в северном крыле, каждый знал Джекоба Бесшабашного, ведь Тереза Аустрийская часто приказывала его позвать, когда надо было поразить важных гостей всеми чудесами в ее кунсткамерах и рассказать были и небылицы про выставленные там сокровища.

Гоилов разместили в покоях третьего, самого роскошного этажа. Джекоб, едва заглянув в анфилады, в первом же зале увидел часовых. Те смотрели на него выжидательно, однако он сделал вид, будто вовсе их не замечает, и повернул налево, где сразу за лестницей, доказательством некоторого, хотя и умеренного интереса императрицы к остальному миру, начинался зал подарков, привезенных ею и членами императорской семьи из путешествий.

Как и рассчитывал Джекоб, в зале никого не оказалось. Гоилов явно нисколько не интересовали ни меховой колпак тролля, привезенный прадедом императрицы из Этландии, ни сапожки альбионского лепрекона, ни тем паче содержание книг, расставленных здесь же на полках, ибо в книгах этих уж о гоилах-то наверняка не говорилось ничего лестного.

Северное крыло находилось в большом отдалении от покоев императрицы, и это дарило ее гостям обманчивую уверенность, будто за ними никто не наблюдает. Однако за стенами залов здесь тянулся нескончаемый лабиринт потайных переходов, откуда можно было подсматривать за каждой комнатой, а в некоторые при необходимости и войти. Благодаря этим хитростям Джекоб когда-то смог нанести здесь несколько ночных визитов дочери чужеземного посла. Проникнуть в потайные переходы можно было через искусно замаскированные дверцы, одна такая имелась и в этом зале. Неотличимая от облицовки стен, она пряталась под привезенной из Лотарингии роскошной портьерой, унизанной редкостными жемчужинами, какие находят только в желудках дупляков.

Нырнув в темный проем, Джекоб первым делом споткнулся о дохлую крысу. Сколько ни травили их по приказу императрицы, крысы потайные переходы просто обожали. Через каждые три метра в стене был проделан глазок величиной не больше ногтя, искусно замаскированный с другой стороны то лепниной, то зеркалом. В первом зале, куда Джекоб заглянул, горничная вытирала пыль. Во втором и третьем – гоилы оборудовали временные канцелярии, и Джекоб невольно затаил дыхание, увидев за одним из столов Хентцау. Однако он пришел сюда не из-за него.

В тесноте и духоте темных переходов сердце билось сильней. Сквозь тонкие стены он слышал пение служанки, звяканье посуды, но вдруг до Джекоба донеслось едва слышное покашливание, и он поспешно выключил фонарь. Ну конечно. Тереза Аустрийская шпионила за всеми своими гостями. С какой стати она станет делать исключение для своего злейшего врага, даже если тот женится на ее дочке?

Впереди затеплился огонек газовой лампы. Ее блики выхватили из темноты невзрачного человечка, мертвенно-бледного, словно вся жизнь его прошла в этих застенках. Джекоб, не дыша, вжался в стену, когда императорский шпион крадучись проскользнул мимо и исчез, притворив за собой потайную дверцу. Если он ушел сменяться, времени остается не много.

Шпион вел наблюдение как раз за тем залом, который Джекоб и искал. Голос Темной Феи он узнал прежде, чем увидел ее саму в крохотный глазок. Лишь несколько свечей скупо освещали помещение. Портьеры были задернуты, но солнечные лучи просачивались сквозь бледно-золотистую парчу, а сама фея стояла возле одного из окон, словно желая заслонить своего возлюбленного даже от такого процеженного света. Но и в затемненном зале ее кожа мерцала, источая лунное сияние.