пока он не закончится, о замужестве или возвращении в свет, как Вы предлагаете, не может быть и речи. Мой опекун, граф Ольсен, согласился поддерживать меня в этом вопросе, за что я ему глубоко благодарна. Надеюсь, и Вы более не станете поднимать эту тему ни в моем присутствии, ни в других местах, уважая покойных и мое решение чтить их память. Касательно Вашего беспокойства о моем нынешнем положении…

Виконт подавился готовящимися к изречению словами, остальные мужчины уставились на хозяйку с любопытством, пораженные резкостью и непримиримостью ее тона.

Нина оглядела присутствующих и продолжила:

- Поверьте, оно совершенно излишне! Возможно, с точки зрения представителей благородных семей, к коим вы все относитесь, я достойна только жалости, однако, лично я так не считаю. У меня есть дом, земли, здоровье, молодость и возможность жить так, как хочу я сама, по крайней мере, в обозримом будущем. Напомню, что какледия прожила пять лет, а вот как дочь купца – всю жизнь! Кровь – не водица, предприимчивость и способность заработать на хлеб с маслом у нашего сословия известные, на что я и уповаю, уж простите, если задену ваши чувства этой сермяжной правдой…

Нина медленно встала, оперлась на стол обеими руками и прямо посмотрела на молчащих гостей.

- Так что, господа хорошие, виконтесса Нинель Флетчер, в девичестве фроляйн Лунд, намерена самостоятельно вести дела поместья Мозеби, поскольку купеческая дочь умеет не только булки трескать, но и деньги считать, в отличие от некоторых, умудрившихся промотать и свое, и чужое состояние, прикрываясь красивыми фразами о благородстве и достоинстве «голубых кровей».

Женщина выпрямилась, еще раз обвела сидящих мужчин серьезным взглядом:

- Прошу простить меня, господа, видимо, я отвыкла от общества, поэтому хотела бы остаться одна, чтобы отдохнуть. Надеюсь, вы будете снисходительны к женским слабостям. Я благодарю вас за уделенное мне и моим делам внимание и время. Не смею более задерживать. Примите мои уверения в совершеннейшем почтении и прощайте!

Нина присела в самом низком книксене, на который оказалась способна, после чего, вытянувшись в струнку, застыла у стола, опустив глаза долу и сложив руки на животе в позе глубочайшего смирения.

Гостям ничего не оставалось, как выразить хозяйке благодарность и удалиться: кто- то – смущенный и задумчивый, кто- то – раздосадованный, кто- то – старательно скрывающий удовлетворение от увиденного и услышанного.

В опустевшей обеденной зале виконтесса Флетчер тяжело рухнула на стул и тихо расплакалась от непонятной горечи и навалившейся вдруг усталости…

Глава 40

Нина не могла точно сказать, почему визит столичных чиновников и нового мэра выбил её из состояния равновесия даже больше, чем факт попадания в другой мир с сопутствующими этому потерями или отъезд барона Брагау , поставившего крест на ее расцветающей любви…

Но дело обстояло именно так: Нина погрузилась в депрессию. Она сидела в кресле в кабинете, тупо уставившись в окно, не желала разговаривать, отказывалась от еды, вымученно улыбалась пытающимся растормошить ее домочадцам и плохо спала. И думала, думала, думала…

О чем? Как ни странно – об одиночестве. Своем тотальном одиночестве, своей чуждости этому миру и его законам…

Нина впервые за полтора года пребывания в этой реальности необычайно остро ощутила тоску по сыну и внукам, привычной за шесть с лишним десятилетий жизни, нормальной одежде и обуви, бытовым благам, понятному мироустройству и, смешно сказать, чувству безопасности!

Хотя, если подумать, ну какая безопасность в мире войн, эпидемий, повсеместного мошенничества и скорой смерти? Но Нина чувствовала себя в этом плане спокойнее там, чем здесь, на тихом острове среди поддерживающих её людей, в окружении прекрасной природы и находясь в молодом теле, которое вполне обеспечит ей возможность прожить столько же, сколько она прожила на Земле…

Увы, эти плюсы нивелировались имеющимися минусами: она практически беззащитна перед традициями и моралью общества, где женщина любого сословия изначально занимает зависимое положение, где даже слово высшего по статусу может лишить доброго имени и жизни, а власть мужа – средств к существованию…И апеллировать- то не к кому, по сути!

Нина вспоминала реплики мэра Тролле относительно необходимости нанять управляющего, поскольку женщине ее статуса не пристало заниматься хозяйством и жить в глуши, его пренебрежительные взгляды на скудную обстановку, сомнительные, на грани приличий, комплименты, и испытывала жгучую досаду: снова ей указывают на её якобы умственную неполноценность и ущербность, поскольку она – женщина!

Нет, Розанова не была ярой феминисткой, но все равно не могла принять такого рода уничижительную снисходительность от считающего себя априори правым человека только потому, что он – мужчина.

Муж тоже в своё время давил именно на эту «кнопку», мол, умишком не вышла, сиди и молчи в тряпочку, убогая, твой уровень –готовка да уборка, не способна ты на что- то большее…

При этом Кирилл никогда не интересовался, хватает ли ей денег на содержание дома, сына, не называл точную сумму своей зарплаты, отдавая каждый месяц столько, сколько считал нужным, пресекая робкие поползновения жены на увеличение вклада в семейный бюджет, скандалил, когда в холодильнике не обнаруживалась колбаса или что кислые щи (его любимые) были сварены на сушеных грибах, а не на говяжьей грудинке…

Любое оправдание или попытки объяснить, что она и так крутиться, как может, что цены растут, в отличие от зарплаты, вызывало у мужа раздражение, мгновенно переходящее в яростный гнев: он, потрясая кулаками, обвинял Нину в неумении вести хозяйство, в расточительности, в неспособности экономить, потакании сыну и себе (попрекал вязанием, на которое она тратилась, а что деньги за проданные вещи шли на семейные нужды, им благополучно игнорировалось)… Короче, не так сидишь, не так свистишь …

И вот здесь, в другом уже мире, ей опять пришлось выслушать аналогичные высказывания, несмотря на нынешний титул и внешность! Да еще от какого- то встречного- поперечного недомерка! Ну, чье тут выдержит терпенье?!

Нине вдруг так захотелось почувствовать рядом крепкое плечо близкого человека или ощутить теплые объятия родных! На минуточку, чтобы набраться сил и успокоиться, перестать бояться и обрести уверенность, что есть с кем разделить трудности, страхи, да просто искренне поговорить и поделиться наболевшим, не одергивая себя каждый раз при воспоминании о нынешнем социальном положении…

«Это, наверное, и есть главная опасность попаданства – инаковость, иномыслие, одиночество в толпе даже при относительно благополучном случае переселения, как у меня…И ведь ничего не скажешь, да и кому? Да, Нинка, накрыло тебя не по- детски, а все речи этого «блонди» Тройлле …

Только, дорогая, придется стиснуть зубки и барахтаться дальше. Раз послали сюда, значит, есть что- то, что под силу только тебе…Так что, хватит киснуть, вставай и решай проблемы по мере их поступления, ты же русская баба!